Сиротка для Ледяного чудовища

– И что ты тут распласталась? Замёрзнуть решила и в невесты Ледяного чудовища угодить? – голос мачехи прогромыхал ничуть не тише, чем пустое ведро по льду. – Баня уж истоплена, а воды всё нет!

Под противное хихиканье сводной сестры я вылезла из глубокого сугроба и попыталась отряхнуться. Да куда там! Снег облепил тулуп, насыпался за шиворот и в рукава. Сразу стало сыро, промозгло. А ещё обидно – из-за “шуточки” сестрички мне теперь опять вёдра набирать и домой тащить. Я, стиснув зубы, посмотрела на

сестру и пожелала ей и ноге, которой она подставила мне подножку, доброго здоровья.

Сестричка своим красным сапожком подкатила ведёрко, а когда я наклонилась, чтобы его поднять, мачеха недовольно бросила мне:

– Никакого толку от тебя, растяпа. Хоть бы замуж кто взял, чтоб глаза мои тебя не видели!

Я хмыкнула, подцепила ведра коромыслом и пошла обратно к колодцу. А кто ж у них тогда убираться-то будет? Они ж для этого не рождены. Им место при королевском дворе. Только не зовут их что-то туда.

Не сказать, что я привыкла к насмешкам. К такому не привыкают, особенно когда день ото дня всё хуже. Но матушка, умирая, строго завещала мне не оставлять отца до того момента, как мне исполнится двадцать лет. А потом он должен был отдать мне шкатулку, и я могла идти, куда захочу.

Вот я и терпела. Иногда тихо плакала в подушку, иногда до крови кусала губы, иногда просто тихо жаловалась своему волшебному зверьку. Ветерок, так я его прозвала, прятался в медном колечке, которое досталось мне тоже от матушки. Он был единственным, кто знал все мои секреты и беды.

У колодца толпился народ – к празднику всем хотелось растопить бани и помыться. На меня сочувственно посмотрели: сирота при живом отце, почти старая дева, да ещё и в прислуге у мачехи.

Я себя снова успокоила тем, что пройдёт всего пара месяцев, и получу долгожданную свободу. Как раз папенька к моему дню рождения обещал вернуться. Вот отправлюсь с ним в далёкие путешествия, встречу там заморского принца, он как увидит меня, так сразу полюбит и женится!

Так я мечтала, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь согреться. Когда подошла моя очередь, и я принялась за ведро, в толпе начали громко переговариваться и охать.

– Как ушла вчера вечером в лес за хворостом, да так и не вернулась! – причитала старушка с деревянным ведром из дома напротив. – Точно ОН её унёс!

– Прогневалось на нас ледяное чудовище в этом году, вон какую стужу наслало, – пробасил бородач-староста рядом. – Будь оно неладно.

– Тише ты! Не приведи Пресветлая, он ещё кого из деревни стащит, – шикнула на него немолодая дородная женщина в зелёном платке и ярко-красных варежках. – У меня дочь на выданье.

Я тихо посмеялась над этими сказками и посочувствовала чудовищу. Если оно существовало, конечно, потому что никто и никогда его не видел. А в деревне говорили, что если и видел, то уже ничего и никому рассказать не мог.

Ну как самый обычный зимний мороз можно было списывать на гнев какого-то чудовища? Ему делать что ли больше нечего, как людей замораживать?

С этими мыслями я достала из колодца ведро и, прежде чем переливать, глянула в него. И мне почудилось, будто в воде отражаются глаза, голубые, нечеловеческие. Словно на меня сквозь воду смотрело само чудовище, оценивало. В этих глазах, как снежинки, летали искорки. Я вздрогнула и чуть не выронила ведро. Глаза пропали, а в толпе уже начали на меня покрикивать.

Я принялась переливать, но руки ещё подрагивали. Я не удержала ведро и плеснула на себя водой. Что б их… радость разобрала вместе со всеми легендами.

Отлично! Теперь осталось только заледенеть, пока до дома дойду, и можно быть совсем счастливой. Вот и буду, грея ноги у печки и читая книжку, которую в прошлый раз привёз папенька.

Могли ли сбыться мои ожидания? Нет, конечно.

Я отнесла воду в баню, преодолевая искушение остаться там подольше, и, наконец, зашла в сени. После мороза, который щипал щёки, казалось, что тёплый воздух ласково гладил их.

– Можешь не раздеваться, – преграждая мне путь в дом, распорядилась мачеха. – Ты идёшь в Запретный лес.

Я как собиралась шагнуть через порог, так и застыла. Оглянулась: начинало смеркаться – зимний день короткий.

– Маменька, так скоро ночь. И мороз сегодня крепкий, – удивлённо возразила я.

– Днём не замёрзла, и теперь не замёрзнешь, – уперев руки в бока, мачеха продолжала стоять живой преградой на моём пути в тепло. – Ледяной цветок достать надо.

Тут я совсем обомлела. Что такого должно было случиться, чтобы она послала меня в Запретный лес ночью, да ещё и за Ледяным цветком, который существовал только в сказках.

– Но где же я его найду? Сколько людей до меня при свете солнца искали, а вернулись всё равно с пустыми руками? – я всё ещё пыталась отстоять своё право попасть в дом.

– А в лесу и ищи. Королева объявила, что тот, кто ей Ледяной цветок для спасения маленькой принцессы от огнянки принесёт, тот с ней во дворце жить будет, – наконец, объяснила истинную причину требования мачеха. – Без цветка обратно можешь не возвращаться.

Меня грубо вытолкнула пухлая рука мачехи и захлопнула перед самым носом дверь. Зябко поёжившись, я спустилась с крыльца и вгляделась в темнеющее небо. Налетел ветер, порывом взметнул снег. И мне снова почудились они, холодные как лёд, голубые глаза. Красивые, такие, что я не могла отвести взгляд, а на душе тут же потеплело. Я покачнулась и шагнула вперёд, навстречу видению. А потом словно очнулась. Это морок такой или мне от усталости и холода уже мерещится не пойми что?

Да ну их, пусть идут… на южные острова, в тепло. Я на это не соглашалась! Развернувшись, я снова вбежала на крыльцо и открыла дверь в дом. Неужели до утра не подождёт?

– Ты ещё здесь? – раздражённо спросила мачеха. Она будто ждала, что я могу вернуться.

– Маменька, никуда я не пойду, – твёрдо глядя ей в глаза, сказала я.

– Не пойдёшь, значит? – зло прищурилась она. – А подарок мамкин тебе не жалко?

– Какой подарок? – даже растерялась я.

– Который я в печке сожгу! Шкатулку.

В груди похолодело пуще стужи за окном. Откуда она знала про шкатулку? Неужели отец так беспечно её отдал? Не мог же он забыть последнюю волю матушки?

– Папенька не одобрит, – попыталась возразить я.

Но когда мачеха слушала отца? Да никогда. Всегда всё было, как она скажет. Я бы очень хотела ему помочь, да он сам наказал новой хозяйке в доме не перечить. Сказал, рад, что пока он в поездках, обо мне есть, кому позаботиться. Но та ли это забота, о которой он думал?