Сиротка. Дыхание ветра
Шрифт:
Воодушевление Мадлен тронуло Эрмин.
— Мы съездим туда, если тебе этого хочется, — вздохнула она.
— Дело не в том, что мне этого хочется, — возразила Мадлен, — нужно исцелить твою рану. Ведь у тебя, Эрмин, сердце кровью обливается.
Лоранс подалась вперед и принялась внимательно рассматривать платье матери, словно пытаясь найти следы крови. Мукки прижался лицом к ее груди. Мальчику было не по себе: отец не возвращался, а мать все плакала и плакала.
— Мам, надо позвать Киону, — заявил он наконец.
Само звучание этого имени заставило Эрмин вздрогнуть. Она тут же посмотрела в сторону двери, но передумала.
— Не надо,
«Киона! — улыбнувшись, подумала Эрмин. — Даже Мукки заметил, что эта пятилетняя девочка наделена особым даром. Помнится, когда я впервые ее увидела, ей было не больше полугода. Однако я сразу же почувствовала, что меня к ней неодолимо тянет, возникает необычное желание никогда не расставаться с нею. Я тогда и не знала, что она моя сводная сестра, плод греховной любви моего отца и Талы, моей свекрови. Кому какое дело! Счастье, что Киона есть. Она дарит нам радость, излучает свет… Да, мне надо увидеть Киону! Она единственная, кто может меня спасти — я в этом уверена!»
Мукки с хмурым видом играл в мяч, однако ему хотелось побежать на поляну, постучаться в дверь бабушкиного дома, посадить Киону на закорки и принести сюда. Они бы играли в лошадки, а девочка заливалась бы смехом, от которого у него на душе становилось светло.
Вскоре к потрескиванию дров присоединился манящий запах жарившихся пирожков. Щебетали близнецы, распевая какую-то считалочку. Они двигали по столу подаренные Тошаном фигурки из крашеного дерева.
«Я не должна переносить свои страдания на детей, но у меня нет сил скрывать их, — подумала Эрмин. — Если бы только Шарлотта была здесь! Мне так ее не хватает, ее тоже! Зато у мамы этой зимой будет помощница. И потом, не такая уж я наивная: моя Лолотта надеется как можно скорее заполучить Симона».
Лолотта всегда питала нежные чувства к старшему сыну Маруа. Эта семья тоже участвовала в воспитании Эрмин в Валь-Жальбере. Симон в свои двадцать пять все еще не был женат, и это ободряло Шарлотту, уверенную в том, что она добьется своей цели, выйдет за него замуж.
«Как мы далеко от моего поселка! — взгрустнула Эрмин. — Что там сейчас делает мама? Она пишет мне нечасто, все ее мысли теперь только о Луи. Отец, похоже, без ума от него. А я так редко вижу своего братика».
Нечего слезы лить. К собственному горю прибавилась новая забота — подспудная, тревожащая. В Германии Гитлер разжигает гибельный пожар, который уже мало-помалу охватывает весь мир. Объявлена война. Судя по сообщениям в газетах, Канада тоже к ней готовится и вскоре направит в Европу свои войска.
— Мне надо выйти! — вдруг воскликнула она. — Мадлен, присмотри за детьми, я скоро вернусь. Мне что-то совсем нехорошо.
Эрмин надела меховые сапоги и теплую куртку. Сама не своя, она опрометью бросилась из дома. Двор стал выглядеть по-другому: появился построенный Тошаном загон с решетками для ездовых собак. Его мать, Тала, жила в маленьком домике метрах в шестидесяти от поляны. Туда и поспешила Эрмин.
— Киона, помоги мне! — прерывисто дыша, повторяла она, пробираясь по свежему — чуть не по колено — снегу. — Мне страшно, мне так страшно! Киона, сестра моя, помоги мне!
Она никогда не позволяла себе так называть девочку. Только оказавшись в одиночестве на улице, где падал густой снег и дул ветер, она осмелилась произнести это слово — «сестра». Происхождение Кионы должно оставаться тайной — этого потребовала Лора Шарден. Девочка никогда не должна узнать, что она одной крови с Эрмин и что у нее есть сводный брат-ровесник Луи Шарден.
— Киона! Тала! — позвала Эрмин, стучась в дверь.
Свекровь открыла тотчас же. Ее слегка надменное красивое лицо, окаймленное седеющими прядями, дрогнуло при виде печального зрелища, которое являла собой гостья. Однако она встретила Эрмин улыбкой, взяла ее за руку.
— Тише, Эрмин, мы здесь! — успокоила ее Тала.
Эрмин бросила скорбный взгляд на комнату, которая показалась ей совершенно нежилой, хотя в сложенном из камней очаге ровно гудел огонь, а ее убранство было пестрым и разностильным, столь милым сердцу Талы.
— Где она? — встревоженно спросила Эрмин. — Где Киона?
— Посмотри там! — ответила Тала.
Занавеска отгораживала угол, где стояла кровать Кионы. Эрмин подошла к занавеске и слегка ее отодвинула.
Девочка была здесь, она сидела на пушистой медвежьей шкуре. От масляной лампы падал слабый золотистый свет. И в этом рассеянном свете Киона сияла, как живая статуя из чистого золота. Она играла с куклой, которую сшила ей Тала. В свои пять с половиной она была не по годам развитой и на редкость сообразительной. Говорила она намного лучше близнецов, которые были старше ее на три месяца. Малейшее колебание пламени тут же отражалось на ее смуглом личике и двух рыжеватых косичках. В первые месяцы после рождения волосы у нее были каштановые, но постепенно посветлели, что забавляло и удивляло Эрмин, Тошана и Талу.
Малышка, одетая в курточку из оленьих шкур, расшитую белыми бусинами, подняла на Эрмин свои добрые глаза, которые казались то зеленоватыми, то золотистыми.
— Мимин! — воскликнула она. — Сейчас я кончу играть и приду тебя поцеловать.
— Сиди там, дорогая моя, — ответила Эрмин. — Да у тебя тут жарко.
Киона долго смотрела на нее, потом встала, влезла на кровать, прошла по ней к Эрмин и бросилась ей на шею. От ее ручонок исходили ласка и покой.
— Ты все еще грустишь, Мимин!
— Да, и мне надо было увидеть тебя, дорогая.
Девочка отстранилась и пристально посмотрела на Мимин. Оглядев ее с головы до ног, она погладила ее по щекам и лбу, стряхнула снежинки с волос и снова прижалась к Эрмин.
— Киона ты моя, до чего же я тебя люблю! — с нежностью проговорила Эрмин. — Рядом с тобой я и чувствую себя лучше.
— Я тебя очень крепко люблю, — заверила ее девочка. — Ты не плачь!
С озабоченным видом прислушиваясь к их разговору, Тала налила себе кофе. Ее устраивала ее нынешняя жизнь, только немного беспокоило поведение невестки. После смерти Виктора Эрмин проявляла интерес только к Кионе, отдалившись даже от своих собственных детей. Тошан тоже с огорчением заметил это.
— Эрмин, — мягко спросила она, — хочешь выпить чего-нибудь горяченького? Иди к огню, мне надо с тобой поговорить.
Эрмин хотела было и Киону взять с собой к очагу, однако Тала запротестовала.
— Пусть она там поиграет — так будет лучше.
Они пристроились на камне у очага. Поднялся ветер, своими порывами теребя крытую дранкой крышу. Разговор вели вполголоса. Они не хотели, чтобы их слышала Киона, которая уже снова играла, что-то напевая.
— Эрмин, я знаю, что ты страдаешь, но тебе надо вновь обрести себя. Сегодня утром Мадлен мне рассказала, что ночью ты стонала, звала Виктора, а позавчера от этого проснулась Лоранс. Ты же человек уравновешенный, смелый! Не боишься предстать перед толпой, по полгода проводишь в разъездах, без мужа.