Сиротка. Дыхание ветра
Шрифт:
Близнецы захлопали в ладоши и засмеялись. Мадлен проявляла такое же нетерпение, как и девочки. Эрмин села на стул. Еще раз она пожалела об отсутствии Кионы.
«А я ведь хотела записать ее в начальную школу в Робервале! — подумала она. — Учитывая, что где-то бродят эти жуткие типы, страшно так рисковать! Если полиция арестует их, все станет иначе. Тала сможет зажить нормальной жизнью».
— Сегодня повторим цифры и счет до 20, — уточнила она. — А потом я научу вас важному действию — сложению. Ты, Мукки, слушай внимательно. После праздников ты пойдешь в школу, здесь, в Валь-Жальбере.
У Эрмин не было в распоряжении грифельной доски, но
— Если хотите выучить песню, ведите себя хорошо! — приговаривала Эрмин недовольным тоном. — А сейчас будем рисовать. Нарисуйте мне ангела, как вы его себе представляете.
Луи, который часто ходил с родителями в церковь, задрожал от радости. Он хорошо помнил статую ангела в алтаре церкви Сен-Жан-де-Бребёф. Эрмин с нежностью смотрела на своего братика, который принялся рисовать какой-то бесформенный силуэт. Он старался изо всех сил, высунув язык, даже пыхтел от усердия. Мари и Лоранс переговаривались, прыская со смеху. Они по полгода проводили в лесной глуши, среди дикой природы, где почти не было мест для богослужения. Однако они уже видели изображения ангелов. Мадлен тоже взяла бумагу и карандаш и с детской радостью принялась за дело. Эрмин пристроилась у окна, внезапно задумавшись. Снег падал огромными ватными хлопьями. Ветер почти утих, но время от времени дул резкими порывами.
«А Шарлотта все-таки уехала на работу в Шамбор, — сказала она себе, — к счастью, Онезим в конце концов завел свой грузовичок, чтобы сестра не потеряла работу. Подумать только, моя Лолотта выйдет замуж! Нужно поговорить с Симоном. Интересно, почему он так быстро решился на этот шаг?»
Ее охватили воспоминания: вот она — совсем юная, полная романтических надежд. Уже восемь лет прошло с ее замужества, а ей это казалось вечностью. Захотелось вернуться назад, вновь прочувствовать первые порывы девичьего сердца, удовольствие, смешанное с робостью, потом восхищение…
— Мама, я закончил! — громко возвестил Мукки. Он прибежал, показывая ей какие-то каракули, в которых можно было угадать крылья.
— Ты не очень старался, дорогой мой! — прокомментировала она. — Луи, покажи мне свой рисунок.
Он был ненамного выразительнее, но, по крайней мере, ангел имел какие-то очертания, сходные с человеческими, волнистые линии вместо шевелюры и тоже какое-то подобие крыльев. Мари достигла примерно того же уровня. Что касается Лоранс, у которой было настоящее пристрастие к рисованию, ее ангел выглядел достаточно красиво.
— Ничего, в следующий раз получится лучше, — сказала Эрмин благожелательно, — будете рисовать каждый день. Завтра нарисуем лошадь.
— Нет, автомобиль! — запротестовал Луи.
— А теперь давай учить песенку! — стала просить Мари.
— Да-да, всем можно встать! — подтвердила Эрмин, рассматривая рисунок Мадлен.
Довольно простое решение не было лишено изящества.
— Ты моя лучшая ученица по этому предмету! — признала она. — Ты и Лоранс!
— Да нет, я не в счет, — сказала кормилица смущенно, — но мне это нравится.
— Тогда рисуй, сколько хочешь, Мадлен!
С этими словами Эрмин построила детей в ряд. Она почувствовала, что ей самой не терпится петь, и это взволновало ее.
«Иногда мне очень хочется быстрее подняться
— Мама, спой! — стала умолять ее Лоранс, улыбаясь.
— Хорошо! Слушайте внимательно, потом будете повторять за мной.
Она запела один из своих любимых рождественских гимнов. Ее прозрачный голос редкой чистоты, казалось, заполнил собой все пространство детской. Сначала она сдерживалась, не давая ему зазвучать в полную силу, затем, на втором куплете, он достиг края своего диапазона. Слово «Рождество» трепетало, как хрустальные льдинки. При этом молодая женщина не отрывала глаз от висящего наддверной притолокой распятия.
Три ангела передо мною Предстали с первою звездою, И каждый мне подарок нес: Один — кадило золотое, Другой — венок душистых роз, А третий нес в перстах наряды дорогие, В жасминах, в жемчугах, как у самой Марии… — Сегодня Рождество! Пришли мы для того, Чтоб выполнить твои желанья, Скорбит наш добрый Бог, Коль твой услышит вздох В глубинах синих мирозданья [23] .23
Рождественский гимн (1884) французского композитора Огюсты Холмес (1847–1903). (Примеч. перев.)
В ту минуту, когда Эрмин произнесла «венок душистых роз», она опустила глаза и отчетливо увидела Киону, которая стояла позади шеренги детей. На ней была ее туника из оленьих шкур, расшитая красным и голубым бисером, с бахромой на рукавах. Рыжеватые волосы были заплетены в аккуратные косички. Лицо выражало глубокое восхищение, а глаза сияли от счастья.
Это так потрясло Эрмин, что она на несколько секунд замолчала, не зная, что ей делать. Но потом решила, что девочка слушает ее, переборов замешательство, сделала над собой усилие и продолжала петь:
Кадило ли желаешь ты, Или корону роз душистых, Иль платье дивной красоты, Иль нитку жемчугов лучистых? Иль хочешь райского плода, Усладу неземного вкуса? Или, как пастухи тогда, Узреть в пеленках Иисуса? [24]Она так хорошо знала этот гимн, что, автоматически продолжая петь, спрашивала себя, действительно ли здесь находится Киона — красивая, излучающая радость.
«Я должна подойти к ней, заговорить, дотронуться до нее! Может быть, это только видение? Галлюцинация? Я так тосковала по ней».
24
Перевод М. Квятковской. (Примеч. перев.)