Сиротка. Расплата за прошлое

Дюпюи Мари-Бернадетт

Лоранс и Мари-Нутта выскочили следом и побежали навстречу своей матери, быстро догнав Мукки.

– Родные мои, как я рада вас видеть! – тихо произнесла она, обнимая всех троих.

Старший сын был выше ее на несколько сантиметров. Она ощутила странную грусть.

– Ты уже совсем взрослый, – заметила она, растерянно разглядывая его. – И такой решительный, серьезный!

– Чересчур серьезный, – заявила своенравная Мари-Нутта. – Мукки постоянно нами командует. И требует беспрекословного подчинения.

– Зато он очень вкусно готовит, – уточнила Лоранс, глаза которой

блестели от сдерживаемых слез.

Эрмин поняла, что терзает ее дочь. К двенадцати с половиной годам Лоранс создала немалую коллекцию рисунков, эскизов, набросков и акварелей. Теперь все было уничтожено.

– Надеюсь, мы скоро поедем жить на берег Перибонки, – продолжила Мари-Нутта, протягивая руки навстречу отцу. – Там нам будет лучше.

Тошан прижал ее к себе. Он с трудом скрывал волнение.

– Посмотрим! – ответил он. – Главное, что мы все в сборе. Подойди-ка, Мукки! Скоро мы сможем помериться с тобой силой: у тебя такие мускулы!

Как и его жена, метис наслаждался радостью этой встречи. Он любил своих детей всем сердцем, и они отвечали ему взаимностью, несмотря на то что он не всегда присутствовал в их жизни.

– Я сварил кофе, – сообщил Мукки. – А Мари-Нутта испекла черничный пирог. В кладовке стояли бутылки с сиропом.

К ним медленно подошла бледная как смерть Лора. Она с удрученным видом посмотрела на дом, где ей предстояло поселиться.

– А где Луи? – внезапно встревожилась она. – Разве он не хочет меня поцеловать?

– Он все время сидит с Кионой, бабушка, – ответила Лоранс. – Она не встает с постели. Они играют в карты. Давай я схожу за ним.

– Не нужно, милая, – вздохнула Лора. – Я напугала этих несчастных детей. Но у меня был нервный срыв, я не могла себя контролировать. Я бы с удовольствием выпила кофе.

– Я тоже, – хором сказали Эрмин и Тошан, что вызвало у них улыбку.

– Идемте, месье Онезим, – приветливо позвала Мадлен.

Их сосед стоял в стороне, прислонившись спиной к машине.

– Нет, ноги моей не будет в этом доме! Я не могу ходить там, где побывал этот фриц! – сварливо крикнул он.

– Этот, как вы выразились, фриц – почти ваш зять, дружище, – насмешливо заметил Тошан.

– Да пусть моя сестра хоть сотню раз выйдет за него замуж, он никогда не будет моим зятем, слово Онезима! Частью семьи ему не стать! Я поклялся здоровьем своих детей, что никогда не переступлю порог этого дома. А у вас, похоже, короткая память. Вы что, забыли, что натворили эти фрицы во время войны?

– Не нужно сваливать все в одну кучу, Онезим, – с укором сказала Эрмин. – Людвиг не сделал ничего плохого. Он попал в плен в самом начале войны, когда ему было всего двадцать лет. Его отправили в лагерь. Вам придется взглянуть на него другими глазами. У них с Шарлоттой есть очаровательная маленькая девочка, и второй ребенок на подходе.

Рыжеволосый здоровяк презрительно сплюнул, затем махнул рукой в знак прощания.

– Кофе я могу и дома попить. Либо здесь, на улице.

На мгновение воцарилась тишина. Реакция этого человека, простого и добропорядочного квебекского гражданина, отражала позицию миллионов других людей по всей земле. Долгая кровопролитная

война закончилась, но планета была в трауре, и в 1946 году в прессе активно рассказывали о чудовищных злодеяниях нацистов, приводивших в ужас весь мир. Фашистские лагеря смерти, атомные бомбы, сброшенные на Японию, – ненависть к бывшему врагу только росла.

– Шарлотта опозорила имя Лапуантов! Больше я ничего не скажу: здесь дети, – добавил он, кивнув в сторону Мукки и сестер, слушавших его с невозмутимым видом.

– Сейчас я принесу вам чашечку кофе, Онезим, – сказала Лора. – Я предпочитаю не высказывать своего мнения по этому вопросу.

Это подразумевало, что она разделяет его точку зрения, и данный факт ни для кого не был секретом. После этого патриотического отступления Эрмин смогла наконец усесться на прохладной кухне. В смысле чистоты та оставляла желать лучшего, однако пирог с черникой, стоявший посередине стола, выглядел аппетитно. Аромат кофе витал в воздухе. Молодая женщина с удовольствием наблюдала за своими детьми, чувствуя, как в ее душе воцаряется покой. После рождения Констана она иногда называла их старшими, что вызывало у них смех. Подняв свою чашку, она вдруг отчетливо увидела Киону с печальным лицом. Однако девочка находилась в комнате на втором этаже.

«А как же я? – жалобно спросила она. – Ты что, забыла про меня, Мин?»

– О нет, Киона, я думаю о тебе!

Тошан, Мадлен и Мукки с удивлением посмотрели на нее. Мари-Нутта заговорщицки подмигнула Лоранс.

– Киона наверху, мама, – сказал Мукки.

– Ах да! Господи, о чем я только думаю! Я как раз упрекала себя за то, что не поднялась к ней, чтобы поздороваться. И произнесла это вслух. Просто не понимаю, как я могла сесть за стол, вместо того чтобы сразу пойти к ней.

Ее путаные объяснения никого не обманули. Лора подняла глаза кверху и пробурчала:

– Насколько я поняла, кое-кто снова обрел свои пресловутые способности. Только этого нам не хватало!

Но Эрмин пропустила ее слова мимо ушей. Она была уже на середине пути. На лестничной площадке ей встретился Луи.

– Я спускаюсь, чтобы поздороваться с мамой, – важно произнес мальчик. – Киона хочет побыть с тобой наедине.

– Здравствуй, Луи! Очень мило с твоей стороны!

Она поцеловала своего брата. Луи Шарден совсем не вырос, несмотря на свои двенадцать лет, которые Лора пышно отметила в июне. Подросток даже имел возможность полюбоваться фейерверком, запущенным с фабричной площадки. Это был миловидный ребенок с тонкими чертами лица и очень светлыми глазами. Темно-русые волосы, тонкие и прямые, прикрывали шею.

– Держись, все образуется, – ласково шепнула ему на ухо Эрмин.

С этими словами она вошла в комнату, дверь в которую осталась приоткрытой. Киона бросила на нее обеспокоенный взгляд, затем невесело улыбнулась.

– Мин, ты меня еще любишь?

– Разумеется, девочка моя!

– Ты тоже думаешь, что это я подожгла дом своего отца?

– Киона, моя мать обвинила тебя в состоянии ужаса и безумия, она себя не контролировала! Мы с Тошаном знаем, что ты ни в чем не виновата. Папа тоже в этом не сомневается.