Сиротская доля
Шрифт:
Дети вернулись домой очень сосредоточенные и серьезные. Ясю все казалось, что следом за ним кто-то идет, а Антосе — будто лица у всех угрюмые и сердитые. Бедняжка не выдержала, доверила свою печаль Мане. Мане тайна также стала в тягость, и она шепнула о ней Юзю, который с громким смехом рассказал об этом всем. Тотчас подтвердились дурные предчувствия Яся, ибо пан Анзельм, услышав, о чем идет речь, страшно рассердился, затопал ногами, велел принести топор, пригрозив отсечь детям головы, и в конце концов — поставил их в угол.
IV. Ясь с матерью едут на свои хлеба
После дождя наступает ясная погода, после
Так что, друг мой, если у тебя неприятности, радуйся: ибо это верный признак, что вскоре все будет хорошо. Печалься скорей тогда, когда ты совершенно счастлив, потому что на свете нет ничего прочного! Это, в свою очередь, мнение моей бабки, благочестивой женщины, которая многое в жизни испытала, — ба! — видела самого Наполеона…
Я не собираюсь нарушать ваш покой, о вы, мирно спящие в далеких могилах! Хочу лишь заявить во всеуслышание: я не из тех, кто, как трусливый слуга, зарывает в землю вдовьи гроши, оставленные ей вами на пропитание.
Пани Винцентова слишком долго была счастлива, — почти целых три года. И вот счастье отвернулось от нее.
Экономическая система пана Анзельма, опиравшаяся на чтение передовых статей, принесла плачевные результаты. Долги росли, доходы уменьшались, и в конце концов благородный весельчак, желая рассчитаться с кредиторами и оставить детям честное имя, продал свое поместье и взял в аренду несколько десятков гектаров.
Печальные были это дни, когда из старой усадьбы, построенной еще дедом пана Анзельма, стали выносить и увозить вещи к месту нового жительства. Не проходило и часу без какого-либо события. Вот опустела гостиная, вот пан Анзельм уплатил своей гувернантке последнее жалованье, вот упросил ее взять горшочек масла, небольшой запас муки, крупы.
О, если бы вы знали, как у бедняжки сжималось сердце, когда она принимала эти прощальные подарки!..
Наконец отъехала последняя подвода. За ней двинулись два вола, непрерывно шевелившие губами, и дворовые псы, — одного из них пришлось даже засунуть в мешок, до того не хотелось ему уходить отсюда. На фольварке появились чужие люди, а к крыльцу подкатили большая неуклюжая карета и бричка. После многократного прощания изгнанники стали рассаживаться. Юзек вскочил на козлы, три девочки разместились на переднем сиденье кареты, а напротив них — пан Анзельм и его супруга со вторым томом новейшего романа, который она не успела дочитать в старом доме.
В бричку сели пани Винцентова с Ясем.
Кучер уже щелкнул кнутом, и лошади тронулись, как вдруг пан Анзельм закричал:
— Эй, постойте-ка!..
Он выпрыгнул из кареты и вбежал обратно в пустой дом. Мгновение спустя его увидели в конторе, потом в детской, в гостиной. Он словно чего-то искал: может быть, счастья, которое его покинуло!.. Стоявшим поблизости послышалось, будто пан Анзельм что-то говорил; быть может, он упрашивал тени предков оставить старую родовую усадьбу и переселиться вместе с ним под соломенную крышу домика арендатора?
А пану Анзельму и впрямь казалось, будто с гладких, голых стен к нему тянутся невидимые руки, чтобы благословить его и обнять на прощание. Еще минута — и он уже не сможет вырваться отсюда. Лучше умереть в этих объятиях!.. Но тут он вспомнил о детях и, вернувшись в карету, приказал трогать.
Примерно с милю бричка следовала за каретой, пока не доехала до развалившейся каменной часовенки. Здесь была развилка дороги, поворот к шоссе, которое вело к Варшаве.
Карета остановилась, и в одном из окошечек появилось круглое лицо пана Анзельма.
— Э-гей! — крикнул он. — Будьте здоровы!..
— Да поможет вам бог! — ответила вдова.
Внутри кареты все пришло в движение. Вслед за тем оттуда вылез шляхтич и подбежал к бричке.
— Дорогая моя пани, — сказал он, сжимая вдову в объятиях, — благослови вас бог! А если вам там будет очень плохо, так возвращайтесь к нам. Уж сухой-то ломоть хлеба найдется для всех.
Потом он обратился к Ясю:
— А ты, мальчик, учись и слушайся матери… Если станешь когда-нибудь великим человеком, так найми меня хоть в сторожа. Будешь тогда ставить меня в угол, как я тебя не раз ставил… А что, пани, правда, я удачно сострил?
Говоря это, он громко хохотал, а по его загорелому и запыленному лицу текли слезы. Тем временем в карете Маня жаловалась, что ей неудобно сидеть; Юзек просил кучера, чтобы он дал ему вожжи; Антося, рыдая, глядела на бричку, а пани Анзельмова, положив на колени второй том начатого романа и прикрыв запавшие глаза, с блаженной улыбкой размышляла, как поступит Эрнест, предательски покинутый Люцией?..
Наконец карета двинулась вправо, а бричка налево. Вдова и Ясь смотрели вслед отъезжавшим, которых мало-помалу заслонило длинное, извивавшееся, как уж, облако светло-желтой пыли. Потом облако исчезло, и они остались одни; кругом были поля, покрытые увядающим жнивьем и затянутые паутиной, а над ними — милосердный бог, без воли которого не оборвется ни утлая паучья сеть, ни еще более утлое человеческое счастье.
V. Что случилось в Варшаве
Пани Винцентова ехала в Варшаву с самыми радужными надеждами. За семь лет жизни в провинции она забыла о перенесенных ею испытаниях и приучилась смотреть на наш городишко сквозь розовые очки.
Варшава, в представлении всей страны, окружена неким ореолом благополучия, просвещения и милосердия. Деревенские нищие, побывав там в день отпущения грехов, с уважением отзываются о варшавских нищих, которые, по их словам, зарабатывают тысячи, а иные из них даже владеют каменными домами. Помещик побогаче во сне и наяву мечтает о том, чтобы зиму провести в Варшаве и уж, во всяком случае, воспитывать детей в тамошних пансионах. Шляхтич победнее, который старается подавить в себе отвращение к рубанку и наковальне, только варшавскому ремесленнику со спокойной душой доверит своего сына.
А что же сказать о многочисленных бедняках, которые ищут работы или помощи? Многие из них легко могли бы продержаться в провинции, но они бросают родной угол и очертя голову едут в Варшаву. Нет у них ни знакомых, ни денег, но они свято верят, что только бы миновать заставу или на крайний случай — железный мост, а уж там несметное множество учреждений и частных благотворителей наперегонки кинутся к ним, предлагая покровительство, деньги и добрые советы.
Если какой-нибудь уездный обыватель, зарабатывающий несколько сот злотых, проживает рядом с инженером, он уверен, что в Варшаве его будут именовать техником и наградят тысячным жалованием. Другой за целую жизнь не сумел сберечь ни гроша впрок и, разбитый под старость параличом, слезно молит знакомых, чтобы отправили его в святой город — там его излечат от паралича и на остаток дней обеспечат спокойным и уютным пристанищем.