Системная ошибка
Шрифт:
– время? исследовать? наш сын не лабораторное существо… когда вы найдете способ будет поздно… он растет…
– может быть не для вашего ребенка, но для остальных…
– но ведь Эко – технология должна обнулять случайности, а не создавать их… да еще такие от которых лечения нет…
– вы должны понять… нам очень жаль, поверьте…
На прозрачную картину мира, написанную классической акварелью в которой много солнечного света, воздуха, неброские мягкие цвета, плавно перетекающие друг в друга, торжество эмоций, настроения, внезапно выплеснули кипяток. Образы поплыли, краски потускнели. Некогда радовавшая картина превратилась в грязную бумагу с мутными пятнами. Тогда Грэм почувствовал, что сильно постарел.
В этом парке научного тщеславия был один сравнительно
Эти деревья посадили сами сотрудники еще в незапамятные времена, когда закладывался парк. Грэм тогда учился в школе и не знал об этом ничего. Но среди сотрудников институтов ходила легенда, что каждый институт, каждый отдел, каждая лаборатория посадили свой сорт яблонь. Всего было высажено пятнадцать сортов. Кто высадил, тот и ухаживал первое время за своим деревом. Скоро все забыли о саде. Яблони выросли, стали цвести и плодоносить, но со временем все сорта переопылялись, перемешались. Теперь уже никто не может определить, где какой сорт. Получилось что-то мелкое, и не особо вкусное. Правда, никто не собирал их. Даже дворники никогда не заходили сюда. И каждую осень высокая трава скрывала множество упавших плодов. Грэм искал в траве яблоки без червей, забирал с собой пять, шесть и дома, вымыв их с наслаждением ел. Старался делать это, когда Лилит не было дома. Она терпеть этой страсти Грэма не могла. Сейчас Грэм подумал: «А какой плод предложил Еве змей, тогда, в Эдемском саду? Специально выведенный: насыщенный, яркий, сочный, вкусный? Или натуральную дичку, от которой вяжет во рту? Глупая мысль, конечно. Да какая, собственно говоря, разница? Мир один и все в нем натуральное, как бы человек не старался это изменить».
Раньше Грэм чувствовал в парке свой мир, уют, спокойствие. Гулял часто, но никогда не использовал пешие прогулки для работы. Обычно интеллектуалы используют пешие прогулки для того чтобы сконцентрироваться на работе. Размышлять, обдумывать легче, когда ноги двигаются. Гуляешь себе гуляешь и незаметно думаешь, находишь нужное решение. Про интеллектуальные озарения во время пеших прогулок писали философы Древней Греции и Жан-Жак Руссо и Фридрих Ницше и Генри Торо. Многие. Этому эффекту нашли даже разумное объяснение. Человек в начале своей эволюции встал на две ноги и пошел. И надо было по-новому ориентироваться, искать, рассчитывать, следить, заботиться о безопасности. Для вертикального и двуногого существа опасностей вокруг становится много больше. Вот мозг и стал активно и необычно развиваться от двуногих путешествий. Но Грэм был исключением, вероятно. Он вообще во многом отличался от среднестатистического человека. Для интеллектуальной работы он использовал другой метод. Метод, который он сам называл «методом закрытой комнаты». А прогулки использовал исключительно для отдыха мозга. Сегодня отдых ему был недоступен. Он потерял интерес к работе, ко всему, что раньше составляло его жизнь. Он чувствовал только неясную тревожность, раздражительность и полную растерянность. Он был задавлен своим несчастием. В глубокой задумчивости и даже, наверное, в забытьи он оказался около кафе «Аксиома», которое размещалось тут же, в парке. В середине дня в кафе всегда было трудно найти место. Но ближе к вечеру посетителей было немного. Грэм внезапно почувствовал слабость и легкий голод. Как минимум, последние сутки он ничего не ел.
Глава Вторая
В кафе его встретила девушка блондинка с блестящими, стеклянными глазами. Рядом с ней ощущался легкий приятный аромат дорогих духов. Но под парфюмом Грэм всегда чувствовал еле уловимый посторонний запах машинного масла. Грэм не мог отделаться от этого технического шлейфа. Он понимал, что запаха нет, что мозг конструирует его, домысливает ароматный образ робота. А еще он слышал мягкое урчание, как у котенка, ее моторов. Но этот звук слышали все. Старая модель робота, но ее не меняли на современную. Она всем нравилась, особенно ее удачно подобранный голос. Девушка носила бейджик с именем Диана.
Она проводила его до места и вежливо обратилась к нему по имени, что он желает заказать. Она знала всех, кто хоть раз посещал кафе. Она помнила кто, когда, что заказывал, и на основе этой статистики предлагала посетителю наиболее приемлемое меню, не забывая при этом ненавязчиво рекламировать что-нибудь новенькое. Да, никто так глубоко не заглядывает в душу человека, как тот, кто подает ему еду. Грэм взобрался на высокий стул около стойки с видом на парк.
– Вам как обычно?
– Да.
– У вас сегодня не очень хорошее настроение, не так ли, мистер Грэм?
–Я хочу побыть один.
– Конечно, сэр – она ушла, жужжа своими сервомоторами, и покачивая бедрами, обтянутыми в узкие джинсы.
Обычно он непринужденно перебрасывался с Дианой несколькими фразами. Иногда, шутки ради, он задавал ей какой нибудь вопрос из сложнейших задач математики, например, про универсальный алгоритм решения диофантовых уравнений. Диана делала смешное лицо и как-бы смущаясь, отвечала: «Вы шутите, господин математик». Грэм смеялся. Сейчас ему было не до шуток.
Грэм вспомнил, как познакомился со своей женой в этом кафе пять лет назад. У Лилит была прекрасная фигура, и она умело пользовалась этим. Он ее впервые, вот также как сейчас этого робота, увидел со спины. Прямая спина, талия в обхват ладонями и грациозное покачивание не узкими, но и не широкими бедрами в джинсовой обтяжке. Ровная спина и высокая стройная шея. Он обожал ее тело. И даже когда они ругались в хлам, что в последнее время случалось все чаще, он смотрел на ее походку, ее движения, ее осанку с восхищением. Он называл ее «образец эстетического совершенства». На что она всегда морщилась и серьезно отвечала: «Какие глупости в твоей голове!»
В этой части зала кроме него и двух, вероятно студентов, никого не было. В зале было тихо, и Грэм хорошо слышал разговор тех двоих студентов. Первое что до него донеслось «…взорвать этот супер вычислитель…». Грэм напрягся и сосредоточился на слухе. Студенты не обращали на него внимания. Они вели оживленный диалог. На заговорщиков они явно не были похожи. Скорее всего, это была обычная болтовня уставших от лекций студентов.
Один из них нескладный и долговязый, Грэм обозначил его как «Ломаная линия»», сидел, откинувшись на спинку сиденья, другой полный, в очках с тонкой, круглой оправой, Этого Грэм назвал – «Шар», навис над столом.
«Ломаная линия» продолжал давно начатый разговор.
– Да чем же он тебе не угодил, этот Себастьян, почему ты говоришь, что его надо уничтожить? Нормальный Интеллект. Живем вместе, сотрудничаем, и что? Классно, ведь. Мне нравится. У каждого своя специфика. Они рассчитывают, обеспечивают нам безопасность, работают и все такое прочее, а мы вот сидим тут, пьем кофе и разговариваем по душам. Вот это самое, кстати – поговорить по душам – ни один Интеллект нам не может помешать. У Интеллектов нет души, поэтому их бояться не нужно. Я так считаю.
– Мне сегодня декан курсовую вернул … На доработку говорит … Понимаешь? Второй раз уже!
– Вот это да! А тебе кто делал курсовую?
– Да тот же, кто и тебе. Альтман, черт его побери!
– Как так? Он всем делает нормально. У меня все прошло, как всегда. Никаких проблем. Да и какие проблемы могут быть? Это декан на тебя зуб точит, наверно. Чем ты ему не понравился? Как твоя курсовая называется?
– Если бы! Рон Адамович нормальный чувак. С ним можно всегда договориться… Курсовая как курсовая. «Оценка возможностей нейронных сетей в системе поддержки принятия решений». Дело не в названии, и вообще не в ней… Да знаешь ли ты, что все курсовые теперь передаются на проверку Интеллекту. Тому самому – Себастьяну. Я сегодня долго выяснял. Ничего хорошего, я тебе скажу. Хорошие они, говоришь? Мне знакомый сервисный инженер рассказал по секрету. Но, какой там секрет, все уже давно все знают. Ты один ни хрена не знаешь!