Сити, деньги и перо
Шрифт:
И тут в коридоре появляется Целитель. Внешний облик тут не важен, тем более, что он всегда разный. По рассказам одних, это пожилая женщина в белом халате, другие твердят про молодого парня в комбинезоне медбрата. Главное, что они приходят, а затем начинаются чудеса. Пациенты, на жизни которых официальная медицина уже поставила крест, внезапно идут на поправку семимильными шагами.
Кто это был? Что они сделали? Науке это до сих пор неизвестно. Когда я лежал в Голицынском госпитале, там тоже гуляла байку про тетю Марину. Веселая женщина за пятьдесят появлялась внезапно, здоровалась со всеми
Неужели передо мной она? Я почему-то представлял эту загадочную женщину совсем иначе. Но как Эдик сумел уговорить Целителя покинуть госпиталь? Как он вообще её нашел?
– Вы тетя Марина? – несмело спросил я у гостьи, которая уже разрезала штанину джинс Еремеева и сейчас обрабатывала его ногу ваткой, смоченной жидкостью из пузырька.
– О-о, – кинула на меня ещё один быстрый взгляд женщина. – Пограничник, что ли? Нет, я не тетя Марина. Маринка в Африку по контракту умотала. Экзотики ей, видите ли, захотелось на старости лет. Я Надежда Владимировна, на подмену ей приехала.
Руки женщины тем временем с космической быстротой порхали над ногой Еремеева. Не знаю, что именно она делала, но результат, как говорится, был на лицо. Дыхание французика стало более глубоким и спокойным, кожа перестала гореть, а тело обмякло, полностью расслабившись.
– С кем это вы так сцепиться умудрились? – спросила Надежда Владимировна, не прекращая своих манипуляций. – У парня две трещины в кости, да и порезы, вроде неглубокие, а уже подгнивать начали. Когти-то явно чем-то отравлены, вряд ли всё дело в том, что кто-то руки мыл недостаточно регулярно.
– Если честно, то мы и сами не знаем, – пожал я плечами, не до конца понимая, насколько далеко можно зайти в откровениях с Целителем.
– Ладно, парень, не хочешь отвечать, не мучайся кишечником, – обрубила мои опасения женщина. – Давай-ка лучше я на тебя посмотрю. Ты-то небось тоже покоцанный…
– Да есть немного, – согласился я, решив не отказываться от помощи. – Бок что-то ноет.
– Раздевайся, – скомандовала целительница, а затем уверенно коснулась моей кожи твердыми пальцами.
Я почувствовал легкие покалывания по всему телу, а затем волна жара окатила поцарапанное место и тут же ушла, оставляя после себя прохладу и облегчение.
– Чем раны обрабатывал? – требовательно спросила у меня Надежда Владимировна.
– Присыпкой от ранений, – честно ответил я, даже не подумав солгать. Согласен, название звучит комично, но Мося продавал этот лечебный порошок именно под таким наименованием.
– Этот старый вампир ещё чем-то торгует? – язвительно уточнила женщина, нажимая на место ранения то сильнее, то слабее. – Я то думала, что кто-нибудь уже давно насадил его на кол осиновый за излишнюю любовь к обогащению.
– Ну зачем вы так? – постарался оправдать я в глазах целительницы старого приятеля. – Мося просто зарабатывает копеечку на безбедную старость, тем более, надо признать, что его лекарства работают.
– Это единственная причина, почему до сих пор никто не выбил его острые зубы, – ворчливо отозвалась Надежда Владимировна. – Впрочем, может быть, он поумнел и теперь действительно
Я не удержался и хмыкнул, вспомнив его недавний бизнес проект. Мося всегда умел держать нос по ветру, поэтому внимательно читал не только официальные новости, но и живо интересовался темами, которые обсуждались в чатах мамочек и бабушек.
Судя по всему, где-то именно в такой клоаке он и почерпнул идею биологически активных добавок, защищающих от негативного излучения вышек 5G. Раскрутиться во всероссийских масштабах ему помешал новостной сюжет местной телерадиокомпании, честно рассказавший о сотнях доверчивых женщин, но снять верхний слой сливок старый вампир наверняка сумел. Почему его «Гомеопатическую аптеку» после этого не разнесли по кирпичику, я не знаю, но, в целом, Надежда Владимировна была права. Мося ходил по краю, так что рано или поздно кто-то обязательно посчитает количество клыков у него в челюсти.
– Захочешь Мосе настроение испортить, спроси у него, как он приворотным зельем Григория Распутина торговал, – напутствовала меня Надежда Владимировна, прикрепляя к коже кусок пластыря. – Его тогда чуть было не расстреляли, а, может быть, просто контрольный выстрел не сделали.
Судя по всему, история имела воистину эпические масштабы, но разглагольствовать дальше женщина не собиралась.
– Пулевые ранения практически заросли, – констатировала она, стягивая с рук перчатки. – Мяса поешь и поспи нормально, совсем, как огурчик будешь. Яд из пореза я убрала, завтра об этой царапине и не вспомнишь. Но имей ввиду на будущее, если встретишься с этой зверюгой ещё раз, то на самотёк не стоит пускать даже самое маленькое ранение. У него или неё на когтях что-то жутко убойное находится, мальчик ваш мог бы и не дожить до рассвета.
Надежда Владимировна с какой-то материнской нежностью и заботой посмотрела на Еремеева, а затем перевела на меня мгновенно построжавший взгляд.
– Перенесите его в комнату с нормальной кроватью и постарайтесь не тревожить хотя бы до завтра. Кормить куриным бульоном и вареной индейкой. Всё понятно?
– Да вроде как, – пожал я плечами. – Ещё бы понять, где сейчас взять индейку?
– Ну это уж ты сам разбирайся, – пожала плечами женщина. – Мне обратно в госпиталь надо. У меня там двое при смерти, час назад привезли со Внуково. Парень после взрыва ещё ничего, через недельку бегать будет, а вот майор с тремя пулевыми ранениями лежит, с ним точно повозиться придется.
– Максим и Мирон? – радостно воскликнул я. – Они живы? С ними всё хорошо?
– Майора действительно зовут Максим, – удивлённо посмотрела на меня Надежда Владимировна. – Жить будет, но крови потерял много, так что с ним пока ещё ничего непонятно. А после взрыва Саша Тепляков, хороший мальчик. Я его маму знаю, она в нашем госпитале медсестрой работает.
– Сашка! Тоже живой! – искренне порадовался я хорошей новости. – А третьего не было? Такой крепко сбитый, Мироном зовут.
– Отморозок этот, – скривила гримасу на лице целительница. – Его кирпичом по голове ударило, гематома на половину лица, а он мне анекдоты рассказывать начал. Слушать ничего не хочет, понимать ничего не может. Безнадежный случай!