Сиятельная дрянь
Шрифт:
Новоявленная лесбиянка объявилась где-то через полгода. Еще более циничная и развязная, буквально пышущая презрением к людям–человекам, а особенно к носительницам своего божественного начала «инь».
— Ваши бабы дуры и вечно открытые рты, — таков был вердикт Сиятельной Дамы. Зависть и потребление! Через все дырки. И больше ничего.
— А чем ты лучше их?! — возразил он, скорее всего из духа противоречия. — Ты насилуешь меня как мужчину, как человека, ты…
— Опять заскулил?! — прикрикнула Она. — Зачитай мне еще Декларацию прав человека… Гордись, пигмей! Через тебя, твое тело, я познаю
— Ну, да, — засмеялся, помнится, он. — Я для тебя нечто вроде фотоаппарата.
— Пусть, — согласилась Она, — Главное отличие между мной, Сиятельной, и вашими бабами в том, что я пробую жизнь на вкус, а они потребляют ее как свиньи хавку.
Про себя согласился с ее оценкой женщин и он. Мало того, что порядком насолили ему в жизни, так еще после появления Сиятельной и вовсе обесценились: сженщиной теперь все равно что с мертвой спать.
…Сиятельная приходила много раз.
Больше тайно (по его просьбе) и без особого членовредительства, но семь свиданий произошли по всем трагедийным законам: с громом и молнией, зрителями, травмами и ожогами, сообщениями в газетах и по телевидению. Он даже в «Книгу рекордов Гиннеса» по этому поводу попал.
Ах, Сиятельная!
Как-то она рассказала ему о том, что может сделать удар молнии с человеком. Убить, сжечь — это и ежу понятно. Но если молния хочет проявить милосердие, помочь, то может дать дар исцеления или ясновидения, как Ванге, подарить рентгеновское зрение или умение читать чужие мысли… Сиятельная, помнится, предложила ему все эти чудесные способности, но он из-за двойственности своей натуры отказался; она не стала настаивать, а он, как уже было не раз, опять обиделся. На нее, на себя, дурака?!
Еще Она рассказала ему, что ее сестры–молнии живут на Венере, Юпитере, Сатурне и Уране, но там, к сожалению, нет людей.
— Почему «к сожалению»? — спросил он.
— Вы ничтожны, но забавны, — ответила Сиятельная. — Без вас скучно.
— Какая же ты дрянь, — почти ласково заметил он, — мое средоточие божественной «инь». Кстати, признайся, дело не только в скуке?! Ты запала на меня или на мое, как ты называешь, «ян».
В тот раз ему впервые отчетливо послышался смех Сиятельной не внутри, в сознании, а в могучем раскате грома:
— Какая гордая плесень завелась на Земле, какая мания гран- диоза! Даже я, Альгис, не более чем капля творящей силы, женского планетарного начала. Планетарного, мой маленький голубок! А «ян» вообще космическое начало. Это солнечный ветер, энергия звезд.
— Нуда, — подколол он ее. — Поэтому бабы на курорте и отрываются по полной программе. Належатся на солнышке, а все равно мало…
Она снова загромыхала в небесах. И еще раз так грозово–планетарно смеялась Сиятельная, когда он, устав от травм и членовредительства, установил на доме высоченный громоотвод.
— Дурачок! — заявила Она. — Ты от меня нигде не спрячешься. И думать об этом забудь. А вообще-то спасибо. Мне стало проще приходить к тебе в гости.
…Тогда, три года назад, в последний ее приход, он разозлился за то, что она поймала его в центре города, в сквере, и, ни слова не говоря, изнасиловала
— Стерва, дрянь! — орал, помнится, он. — Ты меня снова покалечила… Я тебя ненавижу! Наглая трахальщица!
— Ты любишь меня, — возразила Сиятельная. — Я — твоя Богиня! Я хочу тебя, и я тебя беру. Что в этом плохого?! Разве вы, люди, делаете это иначе?
— Я тебе не вещь! — заходился он в праведном гневе.
— Я тебя нечаянно повредила, совсем немножко, — попыталась оправдаться Она. — К тому же я все-таки стихия. Стихийное явление.
— Проваливай… Ты стихийное бедствие…
— А ты скандалист и зануда, — вздохнула Она. — Ведешь себя как вздорная сварливая баба. Наверное, ты постарел.
И Она исчезла, отключилась. Судя по прошедшим годам — навсегда.
До полудня Альгис занимался своим фотоархивом. Не просмотром новомодной цифровой записи на экране, а старыми работами, которые хранились в доме во всех доступных и недоступных местах.
Он и раньше не слишком высоко ценил плоды своего творчества, и в этом, наверное, гоже была доля, по выражению Сиятельной, его «вечного занудства». Сегодня же большинство снимков казались ему вообще невыразительными и статичными, чуть ли не бездарными. В глубине души он понимал, что фотоработы его такие же, как и были: разные, но вполне профессиональные и в целом даже неплохие. Изменился он сам, его психика, обожженная дикой энергией и экспрессией природы — последние пятнадцать лет его душа ежечасно и ежеминутно находится в центре, на меже между высокими устремлениями и обыденностью обычной человеческой жизни. Даже не на меже их нестыковки, а в месте постоянно рвущегося разрыва. А что нелепо, больно, невозможно. Как говорят врачи, несовместимо с жизнью.
Кроме того, Альгиса уже дня три донимала жара, потная духота, от которой мало помогают кондиционеры, да и он как-то не удосужился оборудовать ими свой старый дом. а духота и дурное расположение духа - близнецы-братья.
Он сел в машину и, хотя небо и очередной раз хмурилось, минут через двадцать припарковался возле пляжа. Начался порывами мелкий дождик ,и большинство людей уехало или переместилось под пластиковые навесы. Где то далеко, еще нам городом, пробовал голос гром и лениво постреливали молнии. Однако Альгис давно уже не ждал свою фантастическую трахальщицу, свою сиятельную насильницу и дрянь. Или делал вид, что не ждет, — даже под присягой он не смог бы ответить точно и праведно.
После купания, под ленивыми экспромтами дождя, на берегу было просторно и здорово, и он присел прямо на песок, у кромки бездонной воды, которую только начинал дразнить ветер.
И тут в сознании Альгиса прошелестел до боли (в прямом смысле этого слова) знакомый голос:
— Привет, любовничек! Это я. Твоя госпожа. Королева.
Он замер. Не от неожиданности, не от радости встречи, а от ожидания. Наконец-то! Сейчас она войдет в него, и он завопит от удовольствия, застонет, закорчится на песке от огненного блаженства, от непрестанных оргазмов души и тела.