Сияющая Цитадель

Эддингс Дэвид

– Ты осознаешь свое положение, Колата? – осведомился Оскайн у узника.

– Ты не имеешь права меня допрашивать! – тотчас огрызнулся Колата.

– Ломай ему пальцы, Халэд, – приказал Спархок, стоявший за троном Эланы.

– Слушаюсь, мой лорд, – отозвался Халэд. – Сколько?

– Для начала – один или два. Как только он опять заговорит о правах Оскайна или своих собственных – ломай ему пальцы.

– Слушаюсь, мой лорд. – Халэд крепко взял министра за запястье.

– Остановите его! – в ужасе завизжал Колата. – Кто-нибудь, остановите его!

– Келтэн, Улаф, – сказал Спархок, – убейте первого, кто сдвинется с

места.

Келтэн обнажил меч, а Улаф поднял топор.

– Вот видишь, старина, – сказал Оскайн человеку, обмякшему на стуле. – Ты и так не пользуешься всеобщей любовью, а приказ принца Спархока только что уничтожил остатки малейшего сочувствия к тебе. Ты заговоришь, Колата. Рано или поздно ты заговоришь. Мы можем облегчить твою участь или же наоборот, но ты станешь отвечать на мои вопросы. – Лицо Оскайна было безжалостно.

– Они убьют меня, Оскайн! – взмолился Колата. – Меня убьют, если я скажу хоть слово!

– Тогда ты в безвыходном положении, Колата, потому что, если ты будешь молчать, тебя убьем мы. Ты действовал по приказу Киргона, не так ли?

– Киргон? Чепуха! – вспыхнул Колата. – Киргон – это миф!

– Вот как? – Оскайн взглянул на него с нескрываемым презрением. – Не притворяйся глупцом, Колата. У меня не хватит терпения выслушивать все твои глупости. Ты получал приказы из кинезганского посольства, а доставлял их чаще всего человек по имени Крегер. – Колата ошеломленно уставился на него. – Закрой рот, Колата. Отвисшая челюсть придает тебе дурацкий вид. Нам уже многое известно о твоем предательстве. Все, что нам нужно от тебя, – кое-какие подробности. Впервые к тебе обратился некто, кому ты доверял и кого, по всей видимости, уважал. Это сразу же исключает кинезганца. Тамулец не может испытывать к кинезганцам ничего, кроме презрения. Принимая во внимание свойственную нам гордыню и чувство собственного превосходства, я бы исключил также арджуна или эленийца из западных королевств. Остается только другой тамулец, атан либо… – Глаза Оскайна вдруг расширились, на лице выразилось безмерное изумление. – Стирик!

– Чушь! – слабо просипел Колата, но глаза его исступленно заметались, словно он искал укрытия.

Спархок оценивающе взглянул на Заласту. Маг смертельно побледнел, однако, судя по выражению глаз, пока еще держал себя в руках. Нужно было нечто большее, чтобы выбить его из колеи. Пандионец с нарочитой небрежностью положил руку на рукоять меча, давая Оскайну условленный знак.

– Этак мы далеко не уйдем, старина, – протянул Оскайн, опомнясь от изумления. – Полагаю, тебя надобно подтолкнуть. – Он оглянулся на Ксанетию. – Не поможешь ли ты нам, анара? Наш почтенный министр внутренних дел, похоже, не желает делиться с нами своими тайнами. Не могла бы ты убедить его передумать?

– Я попытаюсь, Оскайн из Материона, – ответила Ксанетия вставая. Она пересекла зал, почему-то предпочтя подойти к узнику с той стороны, где сидела Сефрения. – Ты устрашен, Колата из Материона, – сурово обратилась она к нему, – и страх твой придает тебе отваги, ибо мнится тебе, что, как ни велика будет боль, причиненная теми, кто властен над плотью твоей, куда страшнее муки, на кои обречет тебя владеющий твоею душою. Узри же пред собою еще больший страх, Колата из Материона. Взгляни на меня – и трепещи, ибо я несу тебе ужас, коему нет сравнения. Будешь ли ты говорить, и говорить по доброй воле?

– Не могу! – проскулил Колата.

– Тогда ты погиб. Узри меня в истинном моем облике и помысли о своей участи, ибо я есмь смерть, Колата из Материона, смерть, превосходящая ужаснейшие твои кошмары.

Ее кожа и волосы стали медленно блекнуть, выцветать, и вначале слабо, затем все яснее стало различимо исходившее от нее сияние. Вскинув голову, она сурово и печально смотрела на Колату, а ее свечение становилось все ярче.

Колата завизжал.

Чиновники повскакали на ноги, лица их исказились ужасом, невнятное бормотание перешло в пронзительные крики.

– СИДЕТЬ! – гаркнул на них Сарабиан. – МОЛЧАТЬ!

Ему повиновались, но не все. Большинство чиновников обезумело от страха. Пронзительно крича, они продолжали пятиться от Ксанетии.

– Лорд Вэнион, – окликнул Сарабиан, перекрывая всеобщий гам, – не будешь ли ты так добр навести порядок?

– Сию минуту, ваше величество! – Вэнион с лязгом опустил забрало, выхватил меч из ножен и поднял щит.

– Мечи наголо! – рявкнул он, и тотчас залязгали извлеченные из ножен мечи рыцарей церкви. – Вперед!

Рыцари, расставленные вдоль стен, грохоча доспехами, с мечами наголо двинулись на перепуганных до полусмерти чиновников. Сам Вэнион, вытянув закованную в сталь руку, острием меча коснулся горла первого министра.

– По-моему, пондия Субат, император приказал тебе сесть, – процедил он. – Повинуйся! СЕЙЧАС ЖЕ!

И первый министр без сил упал в кресло, вдруг испугавшись Вэниона даже больше, чем Ксанетии.

Нескольких членов Совета пришлось догнать и силой вернуть на места, а один проворный чиновник – как показалось Спархоку, министр общественных работ – вскарабкался по занавесям, и уговорить его спуститься удалось только под прицелом арбалета Халэда. Порядок был восстановлен. Когда Совет вернулся – а вернее, был загнан – на места, обнаружили, что министр финансов Гашон валяется на полу с остекленевшими глазами и пеной у рта. Вэнион довольно поверхностно осмотрел мертвеца.

– Яд, – сказал он кратко. – Похоже, он принял его сам.

Элана содрогнулась.

– Прошу тебя, анара, – обратился Сарабиан к Ксанетии, – продолжай.

– Как пожелает ваше величество, – ответила она своим странным гулким голосом и снова устремила свой взгляд на Колату. – Станешь ли ты говорить по доброй воле, Колата из Материона?

Бывший министр в ужасе отпрянул от нее.

– Быть по сему. – Дэльфийка подняла руку и шагнула к нему. – Проклятие Эдемуса лежит на мне, и ношу я его печать. Я разделю сие проклятие с тобою. Быть может, горько пожалеешь ты о своем молчании, когда плоть твоя начнет гнить и стекать с костей, точно расплавленный воск. Настал час выбора, Колата из Материона. Говори – либо умри. Кто он, похитивший верность твою владыке и повелителю? – Рука Ксанетии, более смертоносная, чем меч Вэниона, была уже в нескольких дюймах от пепельно-бледного лица Колаты.

– Нет! – пронзительно вскрикнул он. – Я скажу! Я все скажу!

Облако возникло внезапно, ниоткуда, над головой насмерть перепуганного министра, но Спархок был наготове. Укрывшись за троном Эланы, он давно уже снял перчатку и незаметно извлек Беллиом из шкатулки.

– Голубая Роза! – резко произнес он. – Уничтожь облако!

Беллиом дрогнул в его руке, и густой, почти осязаемый клочок темноты затрепетал, словно знамя на флагштоке под ураганным ветром, заструился – и сгинул.