Сизиф
Шрифт:
При пожаре погиб его сосед по лестничной клетке, с которым он, коротая досуг, в своё время сыграл не одну сотню партий в шахматы.
– Барсуков, зафиксируй признание!
– сухо распорядился побледневший лейтенант.
– Что ещё?
– Голос его, обращённый к задержанному, был резким, безжизненным, лишённым каких бы то ни было интонаций.
– Не могу...
– всхлипнул человек в хитоне.
– Сможешь, - процедил лейтенант сквозь плотно стиснутые зубы. Смо-ожешь, мразь. Ну!
– Коммерсант, убитый тремя выстрелами в сердце...
Барсуков присвистнул: убийство
– Трое кавказцев, растрелянные в упор во время заключения незаконной сделки...
– безучастно продолжал человек в хитоне.
– Главарь мафиозной группировки, погибший в автомобильной катастрофе...
Он ещё долго перечислял плоды своей страшной деятельности. Голос его звучал монотонно, едва слышно. Трое милиционеров, затаив дыхание, слушали леденящие душу признания.
– Это что же получается, а, лейтенант?
– сказал Барсуков, когда задержанный замолчал.
– Выходит, что все совершённые в городе за последние полгода убийства - на совести этого типа!
– Все, - с готовностью закивал человек в хитоне.
– Вот дерьмо!
– снова выругался Гусев.
– Да кто ты такой, чёрт тебя побери?!
– выкрикнул лейтенант, зло сверкнув глазами.
Из недр капюшона донёсся всё такой же монотонный безжизненный голос:
– Каин. Оноприенко. Чикотило. Марк Чепмэн. Сержант Вудс. Джек-потрошитель. Ли Освальд. Арджа...
На миг в помещении воцарилась тишина. Слышно было лишь тяжёлое дыхание троих блюстителей порядка.
Гусев грузно поднялся, не торопясь расправил ремень на форменных брюках, громко хрустнул суставами пальцев.
– Ну хватит, лейтенант. Мы достаточно наслушались этого ублюдка. Отдай его мне, всё остальное я сделаю сам.
– Погоди, Гусев, - жестом руки остановил подчинённого лейтенант. Разговор ещё не окончен.
– Он прошёлся по комнате; лоб его прорезали глубокие морщины, свидетельствующие о серьёзной работе мысли. Наконец он остановился и в упор спросил у задержанного: - Зачем ты это делал?
Тот ответил не сразу.
– Так предначертано судьбой. Этим несчастным уготована смерть от руки убийцы - я взял на себя эту неблагодарную миссию. Не сделай этого я, это сделал бы другой.
– Другой? Какой ещё другой?
– Наёмный убийца. Я делал то, что должен был сделать он. Я - всего лишь орудие в деснице Божией.
– Но зачем? зачем?
– Я пришёл, чтобы спасти мир от греха. Я взял их грех на себя. Страшный грех человекоубийства.
– Дурдом какой-то, - пожал плечами Барсуков.
– Лейтенант, ты что-нибудь понимаешь?
Лейтенант не ответил. Его взор был прикован к человеку в хитоне.
– Спаситель хренов... А ту девчонку, чья жизнь на твоей совести, ты тоже пришёл спасти?
– Я не властен над судьбой: она была обречена. По моим следам шёл настоящий убийца - тот, кому была поручена... эта чёрная работа. Я опередил его всего лишь на несколько минут... Нет, не её я пришёл спасти - а его.
Лейтенант криво усмехнулся и украсил кафельный пол густым плевком.
– Ну и как, спас? Убийцу-то?
– Спас... Грех этого преступления тяжким грузом лёг на плечи другого. Мои плечи.
– Но ведь ты убил её! Убил!
– вскочил Барсуков, до хруста сжимая кулаки.
– О ней-то ты подумал, ублюдок, а? О грехе заговорил, мразь, о спасении души, о миссии какой-то, а как же жизнь человеческая? Или она уже не в счёт, жизнь-то? Отвечай, сука!
Убитая девочка-подросток была одной из двух дочерей крупного городского финансиста; ходили слухи о его связях с местными преступными группировками и Барсукову, и двум его коллегам это было известно. Как знать, возможно, деятельность отца имеет какое-то отношение к смерти дочери...
Голос из-под капюшона зазвучал глухо, точно читая заученный урок:
– Жизнь земная преходяща, душа - вечна. Не о жизни земной печётся Господь наш, а о спасении души человеческой. О ней одной вся Его забота. Всё остальное - пыль, прах, суета сует.
– Бред какой-то, - пробормотал Барсуков и махнул рукой.
– Делайте с ним что хотите. Я умываю руки.
– Не ты первый произносишь эти слова, - донёсся до блюстителей порядка тихий, едва слышный голос человека в хитоне.
– Я хочу увидеть его лицо, - заявил Гусев.
– Лейтенант, прикажи ему снять капюшон. Слышишь, лейтенант? А потом отдай его мне.
– Верно, Гусь, пусть покажет своё лицо, - поддержал его Барсуков.
– Нет!
– закричал вдруг убийца.
– Не надо! Не делайте этого, молю вас!
– Снимай, - потребовал лейтенант.
– И поживее!
– Видит Бог, я не хотел этого...
– прошептал человек в хитоне.
Медленно, с какой-то особой торжественностью он сделал то, что от него требовали. Капюшон бесшумно упал на спину.
Все трое непроизвольно отшатнулись назад.
На них смотрело нечто, лишь очень отдалённо напоминающее человеческое лицо. Куцая бородёнка клочьями торчала из подбородка, жидкие сальные волосы длинными сосульками свисали с черепа, а кожа... кожей это вряд ли можно было назвать: всё лицо было изъедено глубокими кровавыми гноящимися язвами, жёлто-буро-сизые струпья покрывали щёки, лоб и шею, из многочисленных ран сочилась густая вязкая жидкость. Из утопленных в черепе глазниц тускло мерцал безжизненный взгляд. От всего его тела исходила невыносимая вонь гниющей, разлагающейся плоти.
– А, чёрт!..
– выругался Барсуков.
– Мерзость какая... Я сейчас сблюю...
– Тяжкое бремя греха и порока исказило мой образ, - утробным голосом произнёс убийца, - болезнями и проказой поразило тело. Но грех этот не мой, а ваш - тех, кого пришёл я спасти во имя Господа.
– Да он прокажённый!
– вскрикнул Гусев, вскидывая автомат.
– Как знаешь, лейтенант, но если он сделает хоть шаг в мою сторону, я его пришью! Не хватало ещё заразу подцепить.
Лейтенант, до сего момента контролировавший ситуацию, растерялся. От былой его уверенности не осталось и следа. Однако обстоятельства требовали принятия быстрого и единственно верного решения. По крайней мере, ясно было одно: этот тип ко всему прочему ещё и псих. Маньяк, вбивший себе в голову какую-то бредятину о грехе, спасении и тому подобной чепухе.