Сизые зрачки зла
Шрифт:
Увидев входящую графиню, ее дочери вскочили со стульев, а тетка бросила на нее вопросительный взгляд.
– Ну что, мама? – воскликнула Надин, – он согласен помочь?
– Он пообещал устроить мне свидание с Бобом. Еще он пригласил нас жить в свой дом.
– С какой стати? – удивилась Вера, – мы живем у бабушки. Мы не нуждаемся ни в чьей милостыне.
– Я сказала ему об этом, только не так до грубости прямолинейно, как ты. Сейчас мы не в том положении, чтобы настраивать против себя людей, тем более тех, кто может повлиять на судьбу твоего брата.
Вера заметно смутилась.
– Вы правы, мама, – повинилась она, – нужно выбирать выражения,
– Я тоже так думаю, но мне интересно, почему вы пришли к этому мнению?
– Я сообщила им то, что вчера услышала в гостиной Мари Кочубей, – вмешалась Надин. – Она рассказала мне и своей дочке, что сопровождала императрицу-мать в Зимний дворец к ее невестке и слышала, как Александра Федоровна плакала, пересказывая свекрови свой разговор с мужем. Молодая императрица попросила у государя милосердия к арестованным, а тот закричал на жену, упрекая, что она, как видно, забыла, чьих детей хотели убить, раз просит за злоумышленников. Император впервые в жизни накричал на жену, а ведь у Александры Федоровны после восстания случился нервный тик. Теперь, когда она волнуется, у нее трясется голова. Графиня Кочубей сама это видела…
– Бедняжка, – посочувствовала Софья Алексеевна и уточнила: – Но я не пойму, причем тут Чернышев.
– Вы не дослушали, мама! Графиня Кочубей сказала, что при дворе все уже сходятся во мнении, будто молодой государь разительно переменился после восстания. Императрица-мать намекнула невестке, что дело вовсе не в пережитом им потрясении. Она считает, что в окружении государя усилились два человека: Чернышев и Бенкендорф, и приписывает жесткое поведение государя именно их влиянию.
– Надин хочет сказать, что только эти двое могли добиться приказа об аресте нашего имущества, – уточнила Вера. – Бенкендорфу нет от этого никакой выгоды, а вот Чернышеву есть. Он же просил у государя титул и майорат графа Захара. То, что он приглашает нас в свой дом, это не просто так. Сначала он будет нашим благодетелем, потом – опекуном, а там и хозяином!..
В разговор вмешалась Мария Григорьевна:
– Девочка необыкновенно умна, я думаю, с такими способностями она поправит наши дела, – простодушно, как о давно решенном деле, заметила она.
– Как поправит? – поразилась Софья Алексеевна. – Тетя, о чем вы?
– Я подарила ей свою Солиту. Пусть Велл съездит туда, посмотрит, как идет восстановление, Бунич на первых порах ей поможет. Солита станет ей приданым, а младшие получат деньги.
Веру такой поворот разговора насторожил: не затем она собиралась ехать в Полесье, чтобы вновь отбиваться от надоедливых кавалеров. Она свой выбор сделала, а значит, пора объясниться с родными. Они должны принять ее решение!.. Была, не была! И Вера ввязалась в бой:
– Мама, я очень благодарна бабушке за подарок, только пусть это будет не приданым, а тем имением, которое станет кормить нашу семью, пока нет доступа к остальному имуществу. Я пока не собираюсь выходить замуж, и хочу работать на благо семьи. Если вы меня отпустите, я смогу уехать сейчас и уже через пару месяцев вернуться к вам с планом действий.
Софья Алексеевна рухнула в кресло. Она так привыкла к поддержке своей старшей дочки, что даже не представляла, как сможет ее отпустить. Но девочка права: если бы имение стало приносить доход – они слезли бы с теткиной шеи, та и так проявила необыкновенную щедрость.
Осознав вдруг, что все смотрят на нее и ждут решения, графиня еле сдержала слезы. После долгой паузы она все же смогла сказа:
– Спасибо вам, тетя, за великодушие и любовь. Наверное, нам нужно отпустить Велл. Она права – быстро теперь ничего не получится, пока мы станем здесь обивать пороги, она успеет съездить в Солиту и вернуться. Только давайте отложим отъезд до тех пор, пока я не встречусь с Бобом. Чернышев пообещал мне это свидание.
Поняв, что отделалась малой кровью, Вера мгновенно согласилась:
– Конечно, мама, как скажете! Вы все не успеете даже соскучиться, а я уже вернусь. Осмотрю поместье, узнаю, как справляется с делами дочь управляющего, поговорю с соседями – и поеду назад.
– Хорошо, дорогая, ты всегда знала, что и как делать, тебя учить не нужно, – согласилась с ней мать, а потом, вернувшись мыслями к сегодняшнему визиту, призналась: – Относительно Чернышева у нас с вами мнения совпадают, он действительно нацелился на наше состояние. Если Боба объявят государственным преступником, все, чем он владеет, подлежит изъятию в казну. Но брат – ваш опекун и хранил ваши средства, можно было бы предъявить завещание вашего отца и потребовать вашу долю состояния. Это вправе сделать только опекун или муж. Вы все не замужем, поэтому Чернышев и метит в ваши опекуны.
– Значит, нужно срочно выйти замуж! – вмешалась Надин. – Тогда супруг одной из нас станет опекуном других.
Софья Алексеевна с изумлением уставилась на свою среднюю дочь. Глаза у той сверкали, румянец возбуждения окрасил белоснежную кожу, и Надин показалась графине красивой, как никогда.
– Наверное, это стало бы возможным, если бы кто-то из вас вышел замуж за богатого и влиятельного человека. Но мы – в опале, родовитые и влиятельные семьи не захотят такого союза.
– Да и приданое я могу вам дать не слишком большое, – поддержала племянницу Румянцева, – Надин, не строй несбыточных планов. Хуже нет разочарований, чем в сердечных делах.
– С чего вы взяли, что речь идет о сердце? Я говорю о трезвом расчете. Надо выбрать подходящего мужчину и женить его на себе.
– Дорогая, но ведь потом с ним придется жить до самой смерти, – возразила ей мать.
Но упрямого мула по имени Надин было уже не свернуть с дороги.
– Сейчас уже много случаев, когда люди разводятся, – отмахнулась она. – К тому же это – второй вопрос, сначала нужно выйти замуж. Велл начнет пахать и сеять для семьи, а я заполучу мужчину, который сможет отстоять наше приданое, а заодно и состояние. Согласны?
– Ну, если ты сама этого хочешь – я не против, – кивнула графиня, надеясь, что жизнь даст дочке урок, и та поймет все легкомыслие своей затеи, не успев наделать непоправимых ошибок. – Ищи мужа, только потом не жалуйся, что мужчина разбил твое сердце. Я тебя предупредила.
Человеку хотелось выть. Безмерное одиночество изгоя доконало его. Этот город снобов не принимал чужаков. Прекрасная и при этом отвратительно холодная имперская столица уважала лишь успешных, богатых и красивых. Здесь лгало все: колоннады дворцов, шумные проспекты, купола храмов. Считалось, что они построены для всех, ан нет: чужим там места не хватало. Взлети, достигни высот, тогда и приходи, а пока кроме болезненных уколов и широких спин более удачливых конкурентов ничего тебе здесь не положено.