Скала прощания
Шрифт:
— О прошлом нужно знать, Саймон, — сказал маленький человек, — но мудрого отличает знание того, что имеет великую важность. Однако я имею предположение, что названия девяти городов не главное, очень лучше знать, что они собой представляли. Когда-то их именования знали колыбельные дети. Асу'а, Да'ай Чикиза, Энки э-Шаосай и Тумет'ай тебе известны. Джина-Т'сеней погребен на дне южных морей. Руины Кементари находятся где-то на острове Варинстен — месте рождения твоего короля Престера Джона, но никто на протяжении долгих лет их не видел. Так же давно не видели Мезуту'а и Хикехикайо. Последний, Наккига, сейчас у меня на
— Как это?
— Наккига давно был городом норнов под сенью Пика Бурь, прежде чем они укрылись в самой ледяной горе. Когда ты странствовал на Дороге снов с Джулой и со мной, ты его видывал, но, конечно, не останавливался вниманием на его рассыпавшихся остатках, затмеваемых величием горы. Видишь, таким образом, ты посетил и Наккигу.
Саймон передернулся, вспомнив вид бесконечных залов внутри Пика Бурь, белых как у привидений лиц и горящих в их глубине глаз.
— Ближе я бы ни за что не хотел быть, — сказал он и, прищурившись, взглянул в небо. Птицы все еще лениво кружили в высоте. — Это вороны? — спросил он Бинабика, указывая на них. — Они уже давно кружат у нас над головой.
Тролль взглянул наверх.
— Да, с несомненностью, очень крупные к тому же. — Он коварно улыбнулся. — С вероятностью они питают ожидание, что мы будем сваливаться на землю совсем мертвые и окажем им помощь с питанием. Жалко, что они будут разочаровываться, верно?
Саймон пробормотал:
— Может, они знают, как я голоден, и думают, что я долго не протяну?
Бинабик серьезно покачал головой.
— Я лишился головы! Пренесчастный Саймон ничего не имел во рту с тех пор, как имел в нем завтрак — Камни Чукку! Очень бедный: это случалось целый час назад! Питаю страх, что твой конец приближается, — покончив с этой порцией сарказма, он начал рыться в рюкзаке, одной рукой опираясь на спину Кантаки. — Может, найдется для тебя сушеная рыбка.
— Спасибо, — сказал Саймон, пытаясь казаться обрадованным: в конце концов лучше какая-то еда, чем никакой.
Пока Бинабик занимался усиленными поисками, Саймон снова взглянул на небо: стая птиц все еще безмолвно вилась над ними, и ветер трепал их, как старое тряпье под мрачными облаками.
Ворон важно разгуливал по подоконнику, нахохлившись от холода. Другие его сородичи, наглые и ожиревшие от питания при виселицах, сипло каркали, сидя на голых ветках под окном. Никаких других звуков не доносилось с пустынного двора.
Роясь в блестящих перьях, ворон не сводил с людей желтого глаза, поэтому, когда кубок полетел в него, как камень из рогатки, он успел с резким криком вспорхнуть с подоконника и присоединиться к собратьям на голой верхушке дерева. Помятый кубок сделал неровный круг на каменном полу, прежде чем остановиться. Тонкая струйка пара поднялась от темной жидкости, пролившейся под окном.
— Ненавижу их глаза, — сказал король Элиас. Он потянулся за новым кубком, но на этот раз использовал его по назначению. — Эти мерзкие шпионящие глазки. — Он вытер губы. — Думаю, они шпионят за мной.
— Шпионят, ваше величество? — сказал Гутвульф медленно. Ему не хотелось вызвать очередную гневную бурю Элиаса. — Зачем птицам шпионить?
Верховный король уставился на него зелеными глазами, затем на бледном лице его появилась усмешка.
— Ох, Гутвульф,
Граф Утаньята выполнил волю своего господина, пододвинув стул как можно ближе к пожелтевшей громаде драконьего трона. Он старался не смотреть на меч в черных ножнах, висевший на боку у Верховного короля.
— Не знаю, что ты имеешь в виду под невинностью, Элиас, — промолвил он, в душе проклиная неестественность, которая ему самому слышалась в собственном голосе. — Господу известно, что мы с тобой оба когда-то неплохо потрудились на поприще греха. Однако если ты имеешь в виду неспособность к предательству в отношении моего повелителя и друга, тогда я с радостью принимаю это определение. — Он надеялся, что слова его прозвучали увереннее, чем были его подлинные чувства. Самое слово «предательство» заставляло его сердце биться быстрее в эти дни, и гниющий плод, свисавший с виселицы в отдалении, был лишь одной из причин.
Элиас, видимо, не почувствовал опасений Гутвульфа.
— Нет, дружище, нет. Я вкладываю в это слово самый добрый смысл, — он еще глотнул темной жидкости. — В наши дни я доверяю лишь немногим. У меня тысяча тысяч врагов. — Лицо короля приняло скорбное выражение, которое лишь подчеркнуло его бледность и выделило морщины тревоги и напряжения. — Прейратс уехал в Наббан, как тебе известно, — сказал он, наконец. — Ты можешь говорить свободно.
В Гутвульфе вдруг шевельнулась надежда:
— Вы подозреваете Прейратса в предательстве, сир?
Надежду быстро погасили:
— Нет, Гутвульф, ты меня не понял. Я просто знаю, что ты чувствуешь себя неловко в его присутствии. И это неудивительно: я тоже когда-то ощущал неловкость в его обществе. Но теперь я другой человек. Совсем другой, — король странно засмеялся, потом поднял голос до крика. — Хенгфиск! Принеси мне еще и поживей, черт побери!
Новый королевский виночерпий появился из соседней комнаты с кувшином в розовых руках. Гутвульф мрачно следил за ним. Он не сомневался, что этот пучеглазый брат Хенгфиск был шпионом Прейратса, но что-то еще было с ним неладно. На лице монаха как бы навечно запечатлелась идиотская ухмылка, как будто его распирает изнутри какая-то превосходная шутка, которой он не может поделиться. Граф Утаньята попытался раз заговорить с ним в вестибюле, но Хенгфиск только уставился на него молча, причем ухмылка, казалось, разорвет лицо пополам. Любого другого слугу-, кроме этого виночерпия, Гутвульф ударил бы за подобную наглость, но он не знал, что в это время способно вызвать гнев Элиаса. К тому же этот полоумный монах имел странный вид, как будто у него кожа какая-то сырая: было впечатление, что верхний ее слой обгорел и облупился. Гутвульфу совсем не хотелось к нему прикасаться.
Когда Хенгфиск наливал темную жидкость в кубок короля, несколько горячих капель попали на руки монаха, но он даже не поморщился. Через минуту он удалился, все еще с идиотской ухмылкой на лице. Гутвульфа чуть не передернуло. С ума сойти! До чего дошло королевство…
Элиас не обратил внимания на то, что происходило в комнате, потому что взор его был устремлен за окно.
— У Прейратса действительно есть… секреты, — медленно проговорил он, наконец, как будто тщательно взвешивая каждое слово.