Скалолазка и мировое древо
Шрифт:
В глазах потемнело. Меня качнуло к нему.
Наставник Ньяма проворно спрятался за спинами двух дюжих монахов, державшихся с видом первых бойцов Шаолиня. Я налетела на них, но монахи оттерли меня могучими плечами. Все что оставалось, это выстрелить в наставника указательным пальцем.
— В следующий раз, мерзкий старикашка, — гневно воскликнула я, — когда вы опять свалитесь в яму, мы не станем вас вытаскивать! И вы сдохнете там, на дне, а когда переродитесь, то с удивлением обнаружите, что стали скунсом! Противным и вонючим!
— Он еще мой бурдюк выбросил! — обиженно
— Никто теперь не сомневается, что я изловил демонов, которые следили за мной! — произнес Ньяма. Монахи взволнованно загудели. — Их нужно заключить в темницу, чтобы они никому не причинили вреда. И будьте осторожны с этим мальчишкой! Он самый скверный из них двоих!
Ну что за идиот! Не драться же с ним? Я, конечно, могу, но ведь монахов так много, что просто затопчут. Ведь не хотела идти в этот распроклятый монастырь!
— Они совсем не похожи на демонов, — осторожно сказал монах с маленькими глазками. — Они похожи на обычных людей, которые живут в долине...
— Тензин! — строго воскликнул Ньяма. — Не смей со мной спорить! Отведи их в чулан за мастерскими. Путь посидят там, пока я не решу, что делать дальше.
Монах с сожалением посмотрел на меня, но покорно склонил голову перед наставником. Толпа стала теснить меня и Максимку на одну из боковых улочек. Вместе с нами двигали и Тензина.
— У вас честные глаза, — сказала я, перекрикивая вопли монахов. — Вы же понимаете, что это бред!
— Наставник Ньяма немного подозрителен, — печально ответил монах. — Но он мой наставник.
— Он параноик!
Толпа разделила нас, и разговор закончить не удалось.
Стены и потолок чулана тоже были сложены из камня — расхожего строительного материала в здешних местах. От камней тянуло холодом, вероятно, после ночи. Остро пахло застарелым огуречным рассолом. На полу валялась грязная солома, присесть на которую желания не возникло. Мы с Максимкой вытянулись в струнку посередине чулана, прижимаясь друг к другу спинами, чтобы согреться.
— Ведь какой паразит, а? — не унималась я. — Делай после этого людям добро! В клинику его надо. Пусть там перерождается под наблюдением психиатров!
— Я ему и палку протянул, — говорил Максимка. — И воды дал напиться. Неблагодарный старик.
— Точно. Неблагодарный.
Это было последнее из прозвищ, которые мы придумали для Ньямы. На нем наша фантазия иссякла, и я в очередной раз за последние дни задалась животрепещущим вопросом. Что делать?
Казнить нас не казнят. Если дойдет до такого, то это вообще будет хамство с их стороны. Однако в чулане могут продержать довольно долго. И все-таки я думаю, что можно бежать. Дверь вон хлипкая, а стены монастыря низкие, сигнализации и колючей проволоки на них нет (иначе это уже концлагерь получается). Монахи тоже не цепные псы. Прыг через стену — только нас и видели! Сейчас, правда, не очень подходящее время для побега. Но когда стемнеет, ждать нечего. Поутру Ньяма очень удивится, когда обнаружит в чулане лишь грязную солому. Жаль только, что не удалось разузнать о медальоне...
Я спохватилась, вспомнив про медальон, и нащупала его в складках сари. На месте. Хорошо, что его не отобрали. Хотя не должны. Я где-то слышала, что буддисты не имеют права брать вещи, которые им не отдают добровольно. Правилами не положено. Вон и Максимке оставили весь его скарб, включая саперную лопатку. Только медальон вещь особенная и к тому же драгоценная. Параноик Ньяма может такую забрать, глазом не моргнув. Что-нибудь придумает, чтобы переступить через правила.
По истечении часа нашего заточения сквозь дверь пробились солнечные лучи. Туман ушел из долины. Вместе с ним развеялось мое отчаяние. А чуть позже монах Тензин принес нам обед.
Впрочем, три щепоти риса обедом назвать сложно, находясь даже в самом оптимистичном расположении духа. Тензин передал нам плошки, стараясь не смотреть в глаза.
— Простите, что еды так мало, — извинился он. — Который год у нас нет урожая.
— Ничего, — ответила я. — Нам этого достаточно.
Монах помялся в дверном проеме. Нужно было уходить, но что-то его задерживало. Сквозь распахнутую дверь я видела, что туман действительно исчез. Долина сияла зеленью и свежестью, вдалеке на солнце блестело зеркало горного озера.
— Я хочу извиниться за наставника Ньяму, — сказал Тензин. — Он нарушил буддийские правила, приказав заключить вас в чулан против вашей воли.
— Почему вы не скажете ему об этом?
— Я пытался... Но, понимаете, он считает вас демонами.
— Понимаю, как не понять. Молодая девушка и одиннадцатилетний пацан — настоящие отродья!
— Я не могу указывать Ньяме на ошибки, — виновато произнес Тензин. — На протяжении многих лет он являлся моим наставником, а я — его учеником.
— Уважаемый Тензин, — сказала я. — Мне бы хотелось знать, когда нас выпустят отсюда?
Тензин сочувственно вздохнул.
— Если бы это было в моей власти, то я бы выпустил вас незамедлительно. Но наставнику Ньяме, который еще управляет монастырем, ваше заточение кажется невероятно важной миссией, спасающей братство от бед, которые обрушились на нас за последние годы.
— И какие беды обрушились на вас?
— С тех пор как много лет назад умер настоятель Лю, замечательный человек и настоящий хубилган, нам перестало хватать еды. Поля возле монастыря очень маленькие, урожай риса с каждым годом скудеет. Мы молимся с утра до вечера об урожае и поем священные песни, но на нас словно лежит проклятие. Еды становится только меньше, и братство живет впроголодь. — Он мечтательно возвел глаза к потолку. — Раньше, когда у нас были хорошие урожаи, мы славились своей кухней на всю долину.
— В лесу полно еды, — со знающим видом заявил Максимка. — А в реке полно рыбы.
Он поковырял в ухе, я опять хлопнула его по руке. Тензин с подозрением посмотрел на пацана.
— Настоятель не велит ходить в лес, — ответил монах. — Он утверждает, что там скрываются чудовища. А рыба отравлена водяными демонами.
— В лесу нет чудовищ, я там полгода жил. А рыбу мы вчера ели.
— Могу подтвердить, — кивнула я. — Рыба — смак, пальчики оближешь.
У Тензина громко заурчало в животе.