Скалолазка. Трилогия
Шрифт:
Я выглянула через щель в оконных ставнях. Перед входом пусто. Наверное, все бандиты в доме. Однако у Бейкера не так много людей, как я полагала. Ни человечка не оставили охранять вход. А может, многие покалечились, лазая по разрушенному дому в поисках русской девчонки-скалолазки?
Так или иначе, нужно пользоваться моментом.
Я вышла через парадные двери и, прихрамывая, держась за плечо, торопливо пересекла улицу, влившись в людской поток.
Народ косился на меня. Что за оборванка, с ног до головы покрытая строительной грязью, посмела забрести на одну из центральных улиц, полную священных туристов?!
Оборванка? Ничего. Посмотрите на меня через несколько часов!
Из магазина одежды меня едва не вытолкали взашей. Сочли за попрошайку. Благо удалось вовремя сверкнуть зелеными купюрами Рахима, упокой Господь душу этого мерзавца. Я взяла джинсовые шорты и спортивную майку. Долго стояла в отделе дубленок и кожаных курток. Деньги жгли руку. Ужасно хотелось приобрести какой-нибудь симпатичный полушубок. Только что мне с ним делать? На улице – градусов тридцать в тени. Улететь домой пока все равно не удастся. Мой паспорт по-прежнему у милейшего Бейкера.
Утолить жажду, которая называется «купить что-нибудь эдакое», я смогла, приобретя косметический набор и косметичку из коричневой мягчайшей кожи. Вздохнув свободнее, еще взяла кусок мыла, расческу, лейкопластырь, йод, солнцезащитные очки и соломенную шляпу. Дольше в магазине задерживаться не могла, поскольку продавцы начали коситься, а мне лишнее внимание ни к чему. Узнают еще.
По улице с воем проносились полицейские автомашины, держа путь к набережной. Я поспешила в противоположную сторону.
Жутко интересно было разобраться в бумагах Рахима, но сперва нужно найти укромное место, где я смогу привести себя в порядок и отлежаться несколько часов. В городе поднимется переполох – убит первый заместитель министра юстиции! Не удивлюсь, если снова обвинят… Пресса будет писать, что добрый Камаль освободил чеченскую террористку, а она в благодарность выскочила на ходу из «мерседеса» и изрешетила спасителя пулями… Правдоподобно? Не очень. Но газетчики что-нибудь придумают, а офицер Интерпола Бейкер им поможет… Кстати, Камаль упоминал, что Бейкер не совсем из Интерпола.
«Организация, у которой лучше не становиться на пути…» – вспомнились его слова. Интересно, кто же это? «Аль-кайда» или сицилийская мафия? Слышала еще, что очень сильны японские якудзы и китайские «Триады». Но для чего любой из подобных организаций могла бы понадобиться легенда, ценная только для историков?
Вопросы без ответов.
Я остановилась возле неприметного, даже убогого, каменного здания. Возле входной деревянной двери висела табличка. Я похлопала себя по карманам, но вспомнила, что словарик потерялся. Ладно, попробуем без словаря.
– Ха-мам! – прочитала я.
Что-то припоминая, осторожно зашла внутрь. Простенький внешний вид оказался ширмой, скрывающей старинные каменные залы, высокие куполообразные своды. Никакого электричества, никаких ламп и люстр. Узкий сноп света падал из огромного круглого окна на потолке. Древний способ освещения жилища. Вне пределов столба света в мягком полумраке виднелись странные колонны, арки… Не иначе какой-то храм.
– Желаете размельчить грязь? – раздался голос из темноты.
– Что, простите? – испугалась я.
Совершенно не заметила притаившуюся в полумраке старуху, укутанную в клетчатую простыню.
Мне нельзя перед ней показываться. Лицо грязное, на ногах синяки и ссадины. Эта карга тут же сообщит в полицию.
– Не хотите ли оставить пот в женской бане хамам?
Точно! Это же баня! Но только… такая странная!
Старуха вышла на свет, падающий с потолка, и я обнаружила, что она слепа. Ее глаза покрывала мутная пелена.
– Я натир-банщица. Несколько поколений моих предков работали здесь. Хотите очистить в храме свое тело и свою душу?
Это было то, что нужно. Баня и банщица, которая не увидит моего лица… Я с радостью согласилась.
Странно, немного неуютно лежать под огромным куполом на горячих мраморных плитах. Натир-банщица – сидела рядом и растирала меня жесткой рукавицей, от которой, казалось, сползет кожа.
– Больно! – пожаловалась я.
– Не беспокойся, – ответила банщица. – Вся грязь сойдет. А кроме того, нужно размягчить твои мышцы. Расслабься.
Я закрыла глаза. Когда через некоторое время натир закончила массаж, я почувствовала, что усталость и напряжение пропали. Тело словно забыло о прыжках и падениях, которые выпали на мою долю в последние часы.
– Мир жесток, – говорила банщица. – Иногда женщины приходят сюда, чтобы забыть его на время. Отречься. Множество несчастных прошло через мои руки. Тех, которых обижали мужья, чужие люди… Тебе тоже досталось?
– Нет, у меня все хорошо, – поспешно ответила я.
– От тебя исходит страх. Твои переживания унесет священная вода храма.
Пот лил с меня градом, но дышалось легко. Когда я намыливалась, банщица в своем клетчатом покрывале, не двигаясь, сидела рядом. Словно неотъемлемый атрибут моей нехитрой процедуры. Как кадка с водой… или травяная мочалка.
– Скажите, отчего мир так жесток? – спросила я.
Банщица продолжала сидеть неподвижно, словно истукан. Мне даже показалось, что она не расслышала вопрос.
– Многие люди больше прислушиваются к себе, чем к другим, – неожиданно ответила она. – Это причина всех бед, это причина жестокости.
– Не всегда, – ответила я. – Некоторые слушают, а потом делают все наоборот. Из вредности.
– Эти слушают, но не слышат… Если бы человек, ведущий на закланье овцу, представил себя на ее месте, он бы не поднял кинжал. Если бы израильтянин понял араба, он оставил бы его в покое. Но слух многих людей поражен сильнее, чем мои глаза катарактой. Ими властвует гордыня, стремление к собственному величию…