Скалолазка
Шрифт:
Сорок шестой этаж я, допустим, отсчитаю. Но какое из помещений принадлежит нужной мне фирме? Не разбивать же окна всех офисов на сорок шестом этаже!
Я попыталась вспомнить расположение вестибюля и внутренних коридоров, в которых находилась сегодня. Точка отсчета – двери лифта. Минут десять сосредоточенно прикидывала, глядя на башню. Наконец решила, что окна офиса «Мирбах-унд-Пфайзер» должны находиться с торца. Что ж, будет легче забираться. Нойе Майнцер-штрассе слишком оживленная улица. Чересчур
Я обошла здание.
Здесь тихо, к тому же проулок между зданиями затеняет небоскреб, расположенный рядом. Карлик по сравнению с «Мэйн Тауэр». Размером всего лишь в половину дистанции до цели моего восхождения. Тут меня трудно обнаружить. Что ж, отлично!
Первые пять этажей «Мэйн Тауэр» – обычные. Круглая башня начинается выше. Немцы специально так сделали, чтобы не портить вид улицы. Может, в чем-то они и правы. Если не поднимать голову, то кажется, что рядом нет никаких небоскребов. Фасад этих пяти этажей выполнен из стекла, как и башня. Очень кстати. На малой высоте «обкатаю» технику, которую потом использую на круглой поверхности «стакана».
Желанные офисы находятся где-то на этой стороне. Точнее сказать не могу. Лучше пока не забивать голову. Доберусь туда – все станет ясно. Голова должна сейчас болеть о другом. Как бы не сорваться.
Вроде бы все. Пора начинать подъем.
Страшно… Знаю, что нужно идти, но не могу сделать первый шаг. Чем дольше меня будет грызть нерешительность, тем хуже. Перенервничать, а потом штурмовать двухсотметровую вертикаль – опасно. Станет на все наплевать. Риск не буду чувствовать. И тогда могу положиться на ненадежный зацеп или хлипкую страховку. Сорвусь. Мое тело, разбитое в лепешку, попадет во все газеты. Прославлюсь, но мне такой славы не требуется. Чтобы потом альпинисты вспоминали меня словами: «А, это та Овчинникова, которая свалилась с небоскреба в Германии?»
Надо идти! Все! Настроила себя!
Едва я дотронулась до молнии, чтобы расстегнуть сумку, как передо мной возник самый настоящий мальчиш-плохиш. На вид ему было лет тринадцать. Расплывшаяся талия и широкие, как у гиппопотама, бедра указывали на то, что мальчик обожает рестораны быстрого питания, вроде «Макдональдс».
В руках он держал фотоаппарат, через плечо перекинута сумка, ремешок которой отпущен полностью, но все равно сумка не висела свободно, а торчала в районе поясницы. Оглядев мои ноги, он присвистнул., уподобляясь развязным взрослым. Так бы и залепила ему пощечину. Видит бог, пацан бы вряд ли устоял. Но он больше не проявил ко мне интереса, отвернулся и принялся фотографировать «Мэйн Тауэр».
Я нетерпеливо вздохнула. Пришлось сделать вид, что тоже любуюсь зеркальной, почти идеальной, поверхностью башни.
Прошла минута, показавшаяся мне такой же долгой, как безвылазная неделя в архиве за переводом верительных грамот иностранных государей. Парень продолжал фотографировать небоскреб. Иногда оглядывался на меня, подмигивал, кривлялся и снова фотографировал. Когда
Напрасно надеялась. Пленка закончилась, и мальчиш-плохиш достал новую.
Тут я не выдержала:
– Слушай, ты, генетическое недоразумение! Уматывай отсюда!
– Это почему? – Его лицо попыталось вытянуться после моих слов.
– Потому что я так сказала!
– А кто ты такая? – спросил он с вызовом.
– Я – хозяйка этого переулка. Взимаю плату с тех, кто ходит здесь. А кто не нравится – вообще не пускаю.
– Такого не бывает. Тут все ходят… – На уголках его губ застыл желтый соус. – Постой! Я догадался! Ты – уличная женщина!
– Вот-вот. Сейчас позову сутенера, и он тебе задаст трепку!
– Не задаст! Я убегу!
– С твоими-то габаритами? Скорее, покатишься вниз по улице… Короче, давай, уматывай!
– Сейчас, уже побежал!
Почему-то именно сегодня я не могу никого убедить. Видимо, день такой. Неубедительный.
– Слушай, ты здесь все сфотографировал? Может, снимешь со стороны Нойе Майнцер-штрассе? Там вид роскошнее.
– Мне тут больше нравится, – ответил он. Не сомневаюсь, что сказал это из вредности.
– Если не уйдешь, я пожалуюсь твоим родителям, что ты заглядывал в окна стриптиз-клуба!
– Тут нет стриптиз-клубов. Я искал.
Я нервно выдохнула:
– Значит, не уйдешь?
– Черта с два!
– Ладно.
Я со злостью расстегнула сумку. Достала страховочный ремень и защелкнула его на поясе, крепко затянув лямки на бедрах. Пристегнула закладки-«стопперы», собранные на двух карабинах, прицепила молоток в петле из репшнура и мешочек с магнезией.
Подросток остолбенел, глядя на меня. Превратился в маленький холм посреди тротуара.
– Ты чего удумала? – со страхом спросил он.
Я не ответила. Какая разница – будет он наблюдать за мной или нет, когда я полезу на башню? В любом случае соберется толпа.
В маленький кармашек опустила «скайхук». После этого села на тротуар.
Разинув рот, парень смотрел, как я стащила кроссовки и натянула скальные туфли. Верхняя часть туфель из замши. Подошва очень тонкая, внутри – около миллиметра (чтобы не терять чувствительность), а ближе к носку – четыре миллиметра. Туфли идеально держат на зацепах даже шириной в несколько миллиметров. Такое вот чудо изготавливают в двадцать первом веке.
Я старательно зашнуровала туфли и встала. Снятые кроссовки положила в сумку, которую поставила в тень возле стены. Надеюсь, дождется моего возвращения. После этого, позвякивая амуницией на поясе, прошла мимо подростка, не сводившего с меня глаз. Возле уходящего вверх стеклянного фасада остановилась и, разглядывая «зеркало», затянула волосы в конский хвост резинкой. Чтобы не мешали.
– Эй! – окликнул толстый паренек. – Не делай этого!
Не делай! Если бы все можно было изменить одним этим окриком! С радостью бы согласилась.