Скальп врага
Шрифт:
— Кстати, куда это мы едем?
— А что такое? Я же сказал, с вами ничего плохого не случится, можете не волноваться.
— Просто не люблю шумных мест. Аэропорты в особенности. А мы, похоже, едем в аэропорт.
— А ночную встречу вы назначили именно в аэропорту из чувства противоречия? — усмехнулся Козак.
— Место выбирала не я. — Собеседник, прищурясь, глядел на Катю. — И потом, ночью там тихо. А насчет сотрудничества, заманчивое предложение, — усмехнулась она. — Как насчет машины? Машинами вы тоже платите?
—
— У меня «семерка», — скривилась Катя, всеми силами стараясь показать презрение. — А хочется иномарку. Или хотя бы «девятку», как у вас.
Козак поджал губы и вдруг резко обернулся к напарнику.
— Останови.
— Что? — не понял тот.
— Останови, тебе сказано.
Тот послушно нажал на тормоз, вильнул к обочине. Когда Козак вновь повернулся к Кате, в руке его был пистолет. Не какой-нибудь там «Макаров» или «ТТ», а импортная «беретта». Стоящая машинка. Жутко убойная и скорострельная.
— Выходите, — скомандовал он.
Внешность его сразу переменилась. Теперь на Катю смотрел не давешний рохля с туманным взглядом, а жесткий, холодный вурдалак, готовый в любую секунду спустить курок.
— Я не понимаю… — пробормотала Катя, бледнея. Опустив руку, она попыталась затолкать сотовый под заднее сиденье.
— Живо вылезайте из машины. Иначе мне придется убить вас прямо здесь.
Корабышев тоже достал оружие — «ТТ». Судя по выражению лица, он ничего не понимал, однако это не помешало бы ему пристрелить Катю. Бездумно, просто потому, что напарнику что-то приблазнилось.
Козак распахнул дверцу и первым выбрался из салона.
На мгновение в голове Кати закрутилась яркая, дурманящая карусель. Она представила, что в каком-нибудь американском боевике полицейский сейчас бы обязательно выхватил пистолет и парой выстрелов уложил бы злодеев. И она бы, наверное, смогла. Расстояние позволяло. С такой дистанции «Макаров» запросто прошьет спинку автомобильного кресла, сохранив достаточную убойную силу. А уж Козака через стекло достала бы и вовсе без проблем. Но… Одно дело кино, другое — жизнь. Она не могла рисковать. Или не хотела?
Козак распахнул заднюю дверцу. Ствол его пистолета уставился Кате в лицо. Совершенно автоматически, благодаря привычке, она отметила, что на руках у Козака перчатки. Тонкие, кожаные, потертые. Еще самым краем сознания подумалось: «Зачем ему по такой жаре перчатки? Да и не было их на нем раньше вроде».
— Выходите, живо, — скомандовал Козак. Катя выбралась из машины. — Руки на крышу.
Он проверил ее карманы, достал «Макарова», сунул себе в карман. Подняв полу куртки, взглянул на поясной ремень. Корабышев, тоже выбравшийся на улицу, с любопытством наблюдал за действиями напарника. Козак выругался, забрался в салон, пошарил рукой в стыке между спинкой и подушками, поискал под передним креслом, сунул руку под заднее и, зло усмехнувшись, вытащил Катину трубку.
— Та-ак, — произнес он многообещающе-зловещим тоном. — И кому же это мы звонили? Ага. Домой. Не дочке, понятное дело, маловата она еще для подвигов. Значит, жениху. Сюда, поди, уже целая толпа мчится, а, Катенька? — На сей раз его «Катенька» прозвучало издевательски. Бросив трубку на асфальт, Козак несколько раз ударил по ней каблуком. Послышался треск, корпус телефона лопнул. Пискнул, умирая, зуммер. — Иначе говоря, по-хорошему вы разговаривать не желаете, человеческих слов понимать не хотите.
Он взвел курок пистолета, поднял руку, уперев срез ствола в центр Катиного лба. Проделано это было привычно, буднично. Катя смотрела на него, не отводя глаз. Конечно, она боялась. Когда на тебя наставляют пистолет, всегда страшно. Просто ей было ясно: не эти двое решают ее судьбу. В их организации есть люди повыше. И Козак никогда не пойдет на убийство мента, не согласовав предварительно своих действий с «начальством». Понимает ведь, какими неприятностями грозит подобный поступок. Не может не понимать.
— Впрочем, мы придумаем кое-что получше.
Он коротко и профессионально, почти без замаха, ударил Катю рукояткой пистолета в висок. «Беретта» оказалась не только надежной, но и весьма увесистой машинкой. В глазах у Кати потемнело, колени подогнулись.
— Бабы, — пробормотал Козак, глядя на распростертое у его ног тело и убирая пистолет в наплечную кобуру. — До чего же тупые твари. Хуже кошек.
— Ага, — согласился Корабышев и мотнул головой в сторону Кати. — Что с ней-то делать будем?
— А чего с ней сделаешь? — поморщился Козак и сплюнул презрительно. — Здесь оставим. Поехали, пока сюда толпа не слетелась.
Они забрались в салон. «Девятка» рванула с места, выдохнув выхлоп сизоватого дыма. Через пару минут она уже скрылась за поворотом.
Катя осталась лежать на дороге.
Проезжавшие мимо притормаживали. Любопытно тянули шеи и прилипали к стеклам. Всем было интересно. Вот лежит человек. Лежит себе и лежит. Чего лежит, спрашивается? Если машина сбила, то где она, эта машина? Или хотя бы кровища где? А если пьяная, то почему так аккуратно одета?
Наконец одна из машин — потерханный «Москвич» — остановилась. Выбравшийся из-за руля парень лет восемнадцати, в болоньевом «пыльнике» и мешковатых грязных джинсах, подбежал к Кате, наклонился, тронул за плечо.
— С вами все в порядке? Эй, послушайте…
Он увидел небольшую лужицу крови, натекшую из ссадины на виске, поморщился. Осторожно взявшись за запястье, нащупал пульс. Пару минут парень размахивал руками, рассчитывая на помощь собратьев-автомобилистов, но прогадал. Дураков нет останавливаться. А если труп? Проблем потом будет до черта. Объяснительные, показания, еще, не дай бог, на самого же и навесят.