Скальпель

Воронов Вячеслав

– Приду, – пробормотал я и тотчас услышал короткие гудки. Недоуменно и враждебно взглянув на трубку, словно это она была виновата в откровенном хамстве, я отключился и бросил ее на смятое одеяло жены.

До назначенного времени оставалось больше часа, и я отправился на кухню в поисках съестного. Подогрев в микроволновке остатки вчерашней жареной картошки и нарезав копченой колбасы, я медленно, без особого аппетита, начал есть. Пережевывая картошку, я пытался представить, каким из себя может быть тот наглый тип. Судя по грубому и уверенному голосу, он мог обладать большой физической силой. Я тоже не считал себя слабаком – в молодости, отдавая дань мужскому тщеславию, я пролил немало пота на стадионах и в спортзалах, накачивая мышцы. Сейчас мне было

тридцать пять, на здоровье я не жаловался, но уже чувствовал себя не так уверенно, как лет десять назад. Глупая мальчишеская мысль о том, что если незнакомец окажется сильнее физически, то он может так просто взять и «нашлепать по ушам», засела у меня в голове.

Я вспомнил эпизод из детства, когда с друзьями я играл в парке. Один лоботряс-переросток, от которого несло винным перегаром, отвесил мне пару оплеух, и я не посмел дать сдачи. И что я, робкий послушный мальчик, делал в том чертовом парке. Когда я вспоминал это событие, меня брала обида за свою трусость. Я прекрасно осознавал, что обидчик был старше и сильнее меня, и поступил я, скорее всего, правильно, но все же неприятный осадок в душе оставался до сих пор.

Дожевав картошку, я соорудил бутерброд из хлеба с маслом и сыром, хотя больше не чувствовал желания есть. Чтобы быть сильным и здоровым, надо хорошо питаться, а диеты придумали слабаки, и все, что я читал о правильном питании – вранье. Доев, я вымыл руки и принялся одеваться, после чего задумался – стоит ли брать машину. Телефонный разговор с незнакомцем явно выбил меня из колеи, и в голову снова, неудержимо, словно мыши в хлебный амбар, полезли мальчишеские мысли. Как будто мой взятый в кредит «Ланос» был игрушкой, которую могут отобрать большие нехорошие дяди. «Что за чушь собачья» – подумал я и вслух пробормотал пару ругательств покрепче.

Взглянув на сына, который по-прежнему безмятежно спал в гостиной, развернувшись поперёк дивана и скомкав простынь, я стал надевать туфли.

Припарковался я у дома культуры, расположенного в центре города. Свободных мест для парковки было много. Я включил сигнализацию и вошел внутрь. Напрасно осматривал я стены холла, увешанные броскими рекламными плакатами – того, что интересовало меня, не было нигде. Я обратился к дежурному, который с сонным видом листал в кабинке бульварный журнальчик. Тот взглянул на меня недоуменно. Он явно впервые слышал, что здесь проводятся такие занятия, и задумался, скорчив недовольную мину, как будто я заставлял его разгружать вагон с цементом. С полминуты не слишком плодотворно потрудившись мозгами, медленно и лениво двигаясь, он извлек из недр стола рабочий журнал и принялся его листать. «Что за ерунда, – подумал я, наблюдая залысины на голове дежурного, – ни рекламы, ничего, даже этот не знает. Они вроде и не хотят, чтобы к ним люди шли. И почему так дешево?».

Но дежурный промычал вдруг: «А-а-а!» – и пальцем с траурной каемкой под ногтем стал водить по странице. После этого он взглянул на меня с неподдельным интересом, словно я сошел с летающей тарелки или сознался в своей нетрадиционной ориентации.

– Вспомнил. Подымайтесь на пятый этаж, комната пятьсот пятьдесят пять. У нас много свободных помещений на нижних этажах, но им почему-то захотелось повыше, поближе к небу, так сказать. А еще хотели на шестом этаже, и очень жалели, что у нас всего пять.

«Ну, такая у них методика, – не без иронии подумал я, – они или рекламные гении, или полные придурки. Еще и на шестом хотели – шестьсот шестьдесят шесть, что ли?».

Комнату под номером пятьсот пятьдесят пять я нашел не сразу – она оказалась в самом конце пустынного коридора с рядами запертых дверей. На многих из них не было номеров. Неподалеку немытое окно выходило в загаженный всяким хламом внутренний двор. Цифра «555» на двери присутствовала в гордом одиночестве, никакого объявления, чего я ожидал хотя бы здесь, не было. «Хорошенькие курсы, – снова взыграла моя ирония, – какого черта я здесь делаю». С внезапно нахлынувшей мошеннической радостью я подумал, что не заплатил еще ни копейки, да и вовсе не тороплюсь выкладывать денежки, не так-то просто меня обмануть, вот какой я крепкий орешек. Изобразив на лице подобие блатной ухмылки и тут же погасив ее, я отворил дверь.

Помещение было довольно большим, с ровными рядами столов и школьной доской на стене. За столами сидело несколько мужчин, все примерно одного, среднего возраста. Я подумал, что ни один из них не спрашивал дежурного, как пройти сюда, иначе тот уже знал бы и не копался в журнале. Я негромко поздоровался, но никто мне не ответил. Большинство столов, размещавшихся сзади, были заняты, и я уселся ближе всех, во втором ряду.

Мой взгляд тот час привлекла висевшая на стене, рядом с доской, пластиковая маска, выполненная на африканский мотив. Маска изображала некоего колдуна с ожерельем из клыков хищных зверей на шее. Голову колдуна обрамляли разноцветные птичьи перья, лицо было черным, как смола. Когда я присмотрелся внимательнее, то с удивлением понял, что такая же физиономия, воплощенная в дереве, валяется у меня дома.

С неделю назад на улице ко мне подошла женщина, торговавшая какой-то мелкой дребеденью. Темным одеянием с накинутым на голову капюшоном она походила на монашку. Бормоча что-то молитвенным голосом, она хотела всучить мне деревянную маску, воплощавшую довольно зловещую физиономию. Я хотел пройти мимо, но женщина, чуть сгорбившись, внимательно посмотрела на меня, даже с жалостью, а потом пробормотала: «Э-э, она тебе пригодится. Я подарю тебе, бесплатно». И с трагическим видом, с каким подают милостыню пострадавшим от стихийного бедствия, сунула деревяшку мне в руку.

Я хотел выбросить ее, немного отойдя, чтобы не обижать ее. Обернувшись, я увидел, что она, глядя вослед, осеняет меня крестом. Я решил выбросить деревяшку попозже, но после подумал – интересная, в общем, штука, можно позлить жену, повесив где-нибудь на видном месте. Женщины бывают весьма мнительны насчет всяких колдовских артефактов. С тех пор маска без дела пылится у нас в кладовке.

Деревяшка, всученная мне на улице, удивительно походила на изображение висевшей в аудитории маски темнокожего колдуна. Мне пришла странная мысль о некоем единстве всех масок на свете, о тотальности и неотвратимости их гипнотического воздействия, словно их изготавливали по замыслу одного человека, эдакого паука, раскинувшего сеть на весь обитаемый мир. Я почувствовал эйфорию во всем теле, как на американских горках, когда при стремительном падении пробирает все нутро.

Тут резко отворилась дверь, и в аудиторию вошел лектор. Я ждал этого момента, желая увидеть типа, с которым так мило беседовал по телефону. Но вошедший на грубияна явно не походил: невысокий, полный, с округлым тщедушным лицом. Одет он был прилично – светлая рубашка с галстуком и хорошо отглаженные брюки.

На ходу, торопливо семеня от двери к лекторскому столу, он коротко поздоровался, едва взглянув на присутствующих. Усевшись за стол, он принялся копаться в принесенной с собой папке. Копался в ней он довольно долго, и все это время я думал: тот это или не тот, хотя сразу понял, что не тот, и почувствовал разочарование. «Это они так завлекают, – решил я, – такие у них психологические трюки, а потом все идет по накатанной дорожке».

Тем временем лектор поднялся, вышел из-за стола и, поглядывая в бумаги, начал говорить. Лекцию он прочёл довольно интересную, хотя большую часть из сказанного я уже читал в разных книгах. Лектор поведал про основы коммерческой деятельности. Занимаясь каким-либо делом, вещал он, нелишним будет это самое дело хорошенько изучить, прочувствовав все нюансы на собственной шкуре. Надо вырабатывать в себе решительность и упрямство, вел он дальше, смело двигаться вперед, руководствуясь не эмоциями, а разумом. При этом следует прислушиваться к подсознанию: чего же ты хочешь на самом деле, а что декларируешь внешне, обманывая и оправдывая самого себя. Во всех наших бедах и неудачах виноваты мы сами и никто другой, убедительно хаял он всё человечество. Вместо того, чтобы обвинять жену, родителей, правительство, Папу Римского, оправдываться всемирными кризисами, низкой покупательной способностью народа и прочими явлениями окружающего мира, – так вот, вместо всего этого надо с полной решительностью взять ответственность за свою жизнь на себя.