Скандалы советской эпохи

Раззаков Федор Ибатович

Георгия Вайнера угораздило в ту пору влюбиться. Его избранницей стала студентка химического факультета МГУ Александра, с которой Вайнер познакомился случайно. В начале 70-го он отдыхал (и одновременно работал над очередной книгой) в одном из подмосковных пансионатов, куда с той же целью приехала и Александра со своими однокурсниками. И вот однажды, а точнее 29 января, во время очередной лыжной прогулки девушку угораздило неудачно упасть и сломать ногу. Друзья студенты тут же подхватили ее на руки и понесли обратно в пансионат. При входе в него им навстречу попался Вайнер, который вышел подышать воздухом. Увидев странную процессию, Вайнер посчитал, что молодые люди не слишком умело несут раненую девушку, и вызвался сам донести ее до номера. Так они познакомились. А

уже через неделю (!), в Москве, Вайнер сделал Александре официальное предложение руки и сердца. А чтобы похвастаться перед ней, повел ее в ресторан Дома литераторов, где его знали как облупленного. Поход удался на славу, и девушка была сражена в самое сердце: ее кавалер не только галантно за ней ухаживал, но и… подрался из-за нее со своими коллегами.

В те годы в ресторане ЦДЛ действовали строгие правила – водку разрешалось продавать только с семи вечера. Однако официантки сплошь и рядом нарушали это правило, разливая «огненную воду» в кофейные чашечки. Из-за чего среди завсегдатаев заведения родилась знаменитая фраза: «Мне рюмку кофе, пожалуйста». Поскольку алкоголь издревле считается великим провокатором, на этой почве среди интеллигентной публики периодически происходили выяснения отношений, заканчивавшиеся банальным мордобоем. Однако то, что произошло во время визита в этот ресторан Вайнера и его дамы, переплюнуло все предыдущие истории. По словам самого Георгия Вайнера: «Это была знаменитая, вошедшая в анналы Союза писателей драка братьев Ибрагимбековых против братьев Вайнеров. В ней участвовало около 50 человек. Братьев Ибрагимбековых поддерживали азербайджанские литераторы, а нас с братом целая толпа официанток, потому что я пропивал в ЦДЛ все деньги, которые зарабатывал. Летали тарелки, бутылки, столы. Выломали входную дверь…»

Александра в этой драке не участвовала, а только наблюдала за ней со стороны. Но то, как вел себя ее кавалер, ее потрясло. Как итог: вскоре после этого побоища Георгий и Александра поженились. И счастливо прожили почти 35 лет.

Закат либерального «мира»

(Александр Твардовский)

Популярный поэт Александр Твардовский более 12 лет (1958–1970) руководил журналом «Новый мир». За эти годы он из недавнего сталиниста сумел превратиться в одного из лидеров либерального движения в СССР. Именно его журнал в 60-е годы считался оплотом либеральной фронды. Началом этого процесса послужила публикация в ноябре 1962 года в «Новом мире» рассказа Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича». С этого момента Твардовский и его журнал превратились в знаковые фигуры, выразителей надежд тех слоев советского общества, которые связывали будущее страны с развитием и утверждением демократических начал, причем по образцу западных демократий. Не случайно поэтому Твардовского ценили на Западе, включив его в руководство Европейского сообщества писателей.

Между тем на другом конце этого противостояния стояли так называемые патриоты-почвенники, которые отвергали политику либералов, ориентированных на идеалы западной демократии. Им казалось, что любая уступка либералам нарушит устои советского общества и приведет социализм к краху (так оно, собственно, и произойдет в конце 80-х). Эта полемика длилась на протяжении почти всех 60-х и закончилась поражением либералов. Кульминацией этого процесса стал разгром журнала «Новый мир», который начался сразу после событий в Чехословакии летом 68-го. Ускорила этот процесс и открытая конфронтация СССР и Израиля – страны, которая имела существенное влияние на советских либералов, большая часть из которых были евреями.

Начало разгрома либерального «Нового мира» было положено 31 июля 1969 года, когда в газете «Социалистическая индустрия» было опубликовано открытое письмо Твардовскому от токаря Подольского машиностроительного завода М. Захарова. В этом письме его автор обвинил поэта и руководимый им журнал в том, что они перестали на своих страницах публиковать произведения о рабочем класе. А в тех немногих произведениях, которые все-таки выходили в «Новом мире», рабочий класс выведен крайне нелицеприятно. «Какой же примитивный в этих произведениях рабочий класс! – писал Захаров. – Погрязший в бытовщине, без идеалов. Обязательно за рюмкой водки, бескрылый какой-то. Создается впечатление, что Вы, Александр Трифонович, не видите, какие люди вокруг вас выросли…»

Сразу после выхода в свет этого письма на страницах изданий, которые относились к патриотическим, развернулась бурная полемика по этому поводу. В ней «Новый мир» и ее главного редактора обвиняли в главных грехах: преклонении перед Западом, неуважении к родной истории, клевете на советскую действительность. Сам Твардовский в этой полемике не участвовал: в те дни он неудачно упал дома с лестницы и попал в Кунцевскую больницу. А когда в сентябре 69-го выписался из нее, то многие его не узнали: он резко постарел, помрачнел. По словам Юрия Трифонова: «Двигался Твардовский медленно, голову держал слегка опущенной, как бы постоянно понурив, отчего весь облик принял неприветливое, чуждое выражение. Какая-то стариковская согбенность – вот что выражал его облик, и это было так дико, так несуразно и несогласно со всей сутью того человека!»

Спустя пять месяцев после выписки из больницы, в феврале 1970 года (в разгар новых нападок Израиля на СССР), Твардовского уволили с поста главного редактора «Нового мира». Чтобы это увольнение не выглядело как сведение счетов, вскоре после этого Твардовского удостоили Государственной премии СССР. Однако эта награда не смогла предотвратить трагедию: спустя несколько месяцев поэт скончался.

Укол в богатыря

(Василий Алексеев)

Слава пришла к тяжелоатлету Василию Алексееву в 1970 году. Однако тот год запомнился богатырю не только этим. 24 февраля «Комсомольская правда» устами заслуженного мастера спорта, олимпийского чемпиона А. Вахонина больно стукнула Алексеева. «В отместку?..» – так называлась заметка, в которой ее автор выражал недоумение поведением Алексеева, который в ряде газетных интервью заявил, что своим успехом на помосте обязан одному человеку – тренеру Центрального совета ДСО «Труд» А. Чужину. «Однако почему же Алексеев забыл упомянуть другого человека, – удивлялся Вахонин, – А. Плюкфельдера, у которого он тренировался до Чужина?» Объяснял эту метаморфозу Алексеева автор заметки следующим образом:

«Характер у нашего тяжеловеса, по правде говоря, нелегкий. Особенно неприглядно он стал проявляться после того, как Василий „окреп“, уверенней почувствовал себя на помосте… Штангисты вместе с тренером упрекали Алексеева за его невыдержанность. Несколько конфликтов такого рода случились и прошлым летом… Признать, казалось бы, человеку справедливую критику, на том и точку поставить. Ан нет! Алексеев обиделся на Плюкфельдера, а в отместку назвал своим тренером… москвича А. Чужина.

Конечно, каждый спортсмен волен выбирать себе тренера. Однако руководствоваться мелкими обидами вряд ли стоит. Думаю, что после того, как В. Алексеев «упорхнул», наша секция не оскудеет…»

Между тем спустя месяц после выхода в свет этой заметки – 22 марта – Алексеев установил новый рекорд в Минске на турнире по тяжелой атлетике «Приз дружбы»: первым из всех штангистов достиг рубежа в 600 кг. Он поднял в жиме 212,5 кг, в рывке – 170 кг, а в первом подходе толкнул 217,5 кг. Вот как сам тяжелоатлет вспоминает об этом:

«Спина напомнила о себе. Но ничего, и на больной спине начал в жиме с 200 кг. А со второго подхода выжимаю 212,5. Это мировой рекорд. Мой друг Стас Батищев тут же бьет этот рекорд, жмет 214. Мне предлагают жать 215. Я отказываюсь от третьего подхода: пусть Стас в рекордсменах походит. В рывке начинаю со 160, со второго подхода вырываю 170. От третьего подхода отказываюсь. Знаю, чтобы достичь отметки „600“, надо толкнуть 217,5. Одним подходом толкаю этот вес. Что творилось в минском Дворце спорта, словами не передать! Народу – море, кто-то выбежал на сцену, преподнес букет цветов… Я как был, весь в магнезии, пошел через зал, поднялся под крышу Дворца, где, сжавшись в комок, переживала за меня моя жена Липа. И преподнес цветы ей…»