Скандинавия глазами разведчика
Шрифт:
— «Наружку»? Он что, был в разработке?
— Судя по всему. Командировка в Москву была легендой.
— Англичане?
— Похоже, да.
— И что же теперь?
— Сейчас надо срочно определить, к каким делам он у нас имел доступ.
— Проще сказать, к каким он не имел доступа.
— Вот именно, тра-та-та-та!
Всё воскресенье мы со Снигирёвым занимались «локализацией провала», но работу до конца завершить не успели, охватив только основные и самые важные дела. В таком же режиме провели выходные сотрудники других подразделений, с которыми в той или иной степени «сотрудничал» предатель с двадцатитрёхлетним стажем работы в разведке. Последствия предательства даже на первый взгляд были весьма разрушительными,
Во-первых, вызов предателя в Москву для утверждения его в правах резидента лондонской резидентуры был только предлогом. Вообще-то Центр действительно планировал сделать его резидентом, но затем в его распоряжение, очевидно, попала информация о предательстве кандидата, и он был взят в оперативную разработку [56] .
Разработка шпионов — прерогатива контрразведывательных органов, поэтому Гордиевским занялись второе и седьмое управления КГБ. Не скажу, что на их плечи свалилась лёгкая задача, но тем не менее справились они с ней не самым лучшим образом. Вероятно, добыча уликовых данных на предателя затянулась по времени и не укладывалась в сроки, ограниченные легендой оформления его на пост резидента. Опытный оперработник, Гордиевский, возможно, стал подозревать вокруг себя что-то неладное.
56
Сам Гордиевский теперь утверждает, что выдал его известный Олдрич Эймс. Вероятно, СИС «похвасталась» своей вербовкой перед американцами, а Эймс работал в ЦРУ именно на таком направлении, где смог узнать об успехах своих союзников. Если это так и было, то англичане после разоблачения Эймса были, по крайней мере, «квиты» с американцами и «отомщены» за проявленное к ним со стороны спецслужб США традиционное недоверие. Если Большой брат всегда считал англичан ненадёжными партнёрами, то теперь такие претензии англичане могли предъявить ЦРУ.
Посудите сами. На первой же беседе с ним руководство разведки потребовало от него положить на стол загранпаспорт.
— Он тебе теперь не понадобится: как резиденту тебе будет выдан паспорт советника посольства, — заявил ему заместитель начальника Первого Главного управления.
Было бы более-менее естественно, если бы эту чисто техническую операцию осуществил обычный кадровик, но когда за неё взялся генерал, то это могло навести предателя на некоторые размышления. Оформление на должность резидента было отложено под предлогом поправления здоровья кандидата. Гордлевскому предложили отдохнуть пока в санатории КГБ в Кратове.
На одной из «посиделок» по случаю прибытия загранработника из командировки с участием некоторых непосредственных начальников предателю были заданы вопросы, по характеру которых опять-таки можно было сделать вывод о том, что его в чём-то подозревают. Не исключено, что пущенная за ним «наруж-ка» в чём-то проявила неосторожность и была им расшифрована. Проанализировав эти и, возможно, другие отмеченные факты,
Гордиевский принял решение бежать. На случай опасности СИ С снабдила его специальным планом, согласно которому он должен был связаться с её резидентурой в Москве и нелегально переправлен через советскую границу.
В субботнюю ночь предатель, усыпив бдительность бригады наружного наблюдения в Кратове, сумел незаметно исчезнуть из санатория, сесть на поезд и незамеченным выехать в район Выборга, где у него якобы была намечена явка с сотрудником СИС. Далее, как рассказывает сам Гордиевский, его посадили в багажник автомобиля с дипломатическим номером и бесконтрольно вывезли на территорию Финляндии. Уже в среду британские власти
Возможно, так оно и было, хотя у меня есть серьёзные основания сомневаться в том, что напуганный предатель рискнул пуститься в такой длинный путь из Москвы на поезде, понимая, что его, возможно, уже давно хватились и объявили в розыск. Скорее всего, он встретился с представителем резидентуры СИС ещё в Москве и проделал весь путь до Финляндии, лёжа в душном багажнике автомобиля с дипломатическими номерами. Этот вариант побега предоставлял ему минимум комфорта и максимум унижений, а потому был вреден и неудобен для его будущего имиджа политического борца с тоталитарным режимом. Вот он и придумал для себя более «достойный» путь перехода на Запад.
Последствия предательства «коллеги» Гордиевского были десятки, если не сотни расшифрованных сотрудников разведки, несколько важных агентов из числа иностранцев, попавшая в руки противника ценная информация о структуре и методах работы подразделений разведки, КГБ, ЦК КПСС, МИДа и других ведомств. Морально-психологический эффект предательства был весьма и весьма ощутим. Из всех перебежчиков 1970-х.и 1980-х годов он всё-таки выделялся и своим достаточно высоким служебным положением, и степенью информированности, и, надо признаться, интеллектом.
Последствия этого предательства ощущаются в Службе до сих пор.
Для меня лично дело Гордиевского, получившего псевдоним Хамелеон, имело своим непосредственным результатом отмену командировки на Шпицберген и ограничение оперативной деятельности рамками своей необъятной страны. И хотя виза для поездки в Баренцбург не требовалась, отпускать меня в командировку, пока не улеглась пыль от дела Хамелеона, руководство не решилось.
Я вернулся в свой отдел, где моя бывшая должность была уже занята, и проработал в нём ещё пять лет, имея единственный шанс поехать на работу в ГДР. Но маячившая передо мной все эти годы перспектива поездки в представительство КГБ при МТБ ГДР за несколько часов испарилась, как «сон, как утренний туман», по причине скоротечного исчезновения самой ГДР. До отъезда из Москвы оставался месяц-полтора, когда в одну ночь была снесена Берлинская стена и объединение двух Германий стало фактом. Аппарат представительства мгновенно стал «худеть», сокращаться, а потом и вовсе был ликвидирован, потому что аккредитоваться ему было уже не при ком.
Если для меня лично ликвидация аппарата представительства на фоне объединения ГДР с ФРГ стала досадной причиной, перечеркнувшей планы очередной загранкомандировки, то для Службы и страны — это особая глава, глава неприглядная, местами позорная, потому что как начиналась она бесславно и похабно у берегов Мальты, то так же и закончилась спустя несколько месяцев. Советский Союз и, к прискорбному сожалению, его разведка оставили там на произвол судьбы всё своё достояние и честь, сдав западногерманским спецслужбам и судебным властям своих верных людей и помощников. Когда канцлер Коль специально спросил Горбачёва, как им поступать с бывшими сотрудниками спецслужб ГДР, тот отмахнулся и ответил: «Вы немцы, вот и разбирайтесь сами!» И «победители» разобрались!
Сохранив на память кусок бетона из Берлинской стены, подаренный мне вернувшимся из ГДР коллегой, я вновь устремил свой взор на Север. Север как таковой был для меня «терра инкогнито» и манил своей экзотикой и возможностью решить хотя бы временно остро вставший после развода пресловутый квартирный вопрос. В Баренцбурге опять освобождалась вакансия руководителя точки, и я опять попросился на Шпицберген.
Руководство отдела, озабоченное тем, как бы пристроить слонявшихся без дела «гэдээровцев», не возражало против осуществления моих планов. Я ушёл из отдела завершать начатую пять лет назад подготовку в Баренцбург, а на моё место тут же была оформлена соскучившаяся по работе жертва объединения двух Германий.