Скандинавские сказания о богах и героях
Шрифт:
Полуприкрытые глаза Атли вдруг раскрылись и с нескрываемой угрозой уставились на братьев.
— Ты ошибаешься, Гуннар, — медленно проговорил он. — Это золото не останется у вас, или вы сами навсегда останетесь у меня.
— Не пугай нас, Атли, — смело вмешался в разговор Хогни, опуская руку на меч, — и не забывай, что мы твои гости.
Вождь гуннов резким движением головы откинул со лба длинную седую прядь своих жестких, как грива, волос и приподнялся, словно готовясь к прыжку. Увидев это, Гудрун оттолкнула
— Прости их, супруг мой, — умоляющим голосом промолвила она. — Прости ради сына, которого я тебе родила. Не нарушай законов гостеприимства и позволь им уехать.
— Я не должен нарушать законов гостеприимства? Я должен позволить им уехать? — прошипел Атли, задыхаясь от злобы. — Нет, Гудрун, нет! Ради золота они сделали тебя нищей, ради золота они убили Сигурда, величайшего и благороднейшего из всех богатырей, какие когда-либо рождались на земле, ради золота они забыли клятву, которую ему дали, ну, а я ради золота забуду о том, что они мои гости. Взять их! Заточить их в темницу! — обратился он к своим воинам. — Может быть, тогда они станут сговорчивее.
Хогни в ответ только рассмеялся и выхватил из ножен меч. Гуннар последовал его примеру, и двое гуннов сейчас же пали мертвыми. Остальные со всех сторон окружили обоих Гьюкингов.
— Не убивать, взять их живыми! — кричал Атли, стоя во весь рост на своем троне.
Прижавшись спиной друг к другу, Гуннар и Хогни рубились так яростно, что гуннские воины не могли к ним приблизиться. На шум боя в замок ворвались дружинники Гьюкингов; за ними по пятам устремились новые отряды гуннов, и через несколько минут весь зал был залит кровью и завален телами убитых.
Надев на голову первый попавшийся шлем и подняв меч одного из павших, Гудрун тоже кинулась на помощь братьям. Ей удалось убить трех гуннов, и среди них — младшего брата Атли, но вскоре она была обезоружена и по приказу мужа отведена в свою спальню, где, уткнув голову в подушку, с судорожно стиснутыми зубами и тяжело бьющимся сердцем долго молча прислушивалась к доносившемуся до нее звону оружия и стонам умирающих.
Весь день и всю ночь до самого утра сражались Гьюкинги, подтверждая свою боевую славу, однако их удары становились все слабее и слабее, а число их защитников все меньше и меньше, и, когда взошло солнце, они оба уже лежали связанными в одной из комнат замка.
— Ты знаешь, что я не боюсь смерти, Гуннар, — сказал Хогни, с трудом поворачивая к брату свою покрытую запекшейся кровью голову. — Но не глупо ли умирать ради каких-то сокровищ, которые все равно не достанутся ни нам, ни нашим женам? Открой гунну, где их найти, и я верю, что он нас отпустит. Подумай о Глаумвор и Костберре и о том, что их ждет, когда Атли захватит нашу страну.
— Молчи, Хогни! — сердито ответил молодой король. — Мне легче тысячу раз умереть и пережить гибель
Хогни вздохнул и отвернулся, не замечая, что на лице старшего Гьюкинга вдруг появилась мрачная улыбка.
К вечеру Гуннара вновь привели к вождю гуннов.
— Ну как, сам ли ты отдашь золото Сигурда, или мне придется разорить из-за него всю твою страну? — спросил его Атли.
— Золото спрятано, шурин, и спрятано так, что его тебе не найти, — отвечал Гуннар, — но я готов сказать, где оно, если ты исполнишь мою просьбу.
— Я обещаю тебе это, — наклонил голову Атли.
— Пусть принесут мне сюда сердце Хогни, — опустив глаза, промолвил Гуннар. — Я не хочу, чтобы мой брат остался в живых и потом обвинял меня в трусости.
Атли почти с испугом посмотрел на него.
— Как, ты желаешь смерти Хогни? — произнес он недоверчиво.
— Да! — твердо сказал Гуннар.
— Хорошо, пусть будет по-твоему, — согласился гунн и, подозвав к себе одного из слуг, шепнул что-то ему на ухо.
Слуга, поклонившись, вышел и через полчаса вернулся назад, неся на золотом подносе еще теплое и не утратившее жизни сердце.
— Вот сердце твоего брата, Гуннар, — сказал Атли. — Теперь говори, где ты спрятал золото.
Гуннар громко рассмеялся.
— Ты считаешь меня ребенком, шурин! — произнес он. — Посмотри — это сердце все еще дрожит от страха. Значит, оно принадлежит трусу, а Хогни храбрее любого из твоих воинов.
Старый вождь, подумав немного, опять подозвал к себе слугу, и вскоре перед Гуннаром на том же золотом подносе уже лежало второе сердце.
— Да, это сердце Хогни, — вздрогнув, прошептал старший Гьюкинг. — Оно так же спокойно и тихо, как спокойно и тихо принял он свою смерть.
— Так где же сокровища, Гуннар? — помолчав, снова заговорил Атли. — Ты видишь — твое желание исполнено.
— Ах, шурин, как же ты глуп! — с презрением воскликнул молодой король. — Ведь я заставил тебя убить Хогни потому, что боялся, что он выдаст тебе мою тайну. Никогда, Атли, золото Фафнира не будет лежать в твоей сокровищнице. Открою ли я тебе, где оно хранится, если за него я отдал жизнь двух братьев и счастье сестры, обрек на позор жену и разорил страну моих предков? Ты смешон мне, Атли!
Гьюкинг думал, что от его слов гунн придет в бешенство, но тот внезапно улыбнулся.
— Я ждал этого, — сказал он. — Я слышал еще от Брунхильд о проклятии Андвари, и, хотя мне хотелось увидеть своими глазами его сокровища, я рад, что судьба Сигурда и вас, Гьюкингов, минует мой род. Но ты, Гуннар, ты не уйдешь от наказания! Оно будет таким же страшным, как и твои преступления. Тебя бросят в змеиную яму. Я знаю, что это было тебе предсказано, так пусть же теперь предсказание исполнится!