Сказ о Владе-Вороне
Шрифт:
— Помоги, Змей Горыныч, себя не пожалею, отплачу чем попросишь!
— Дурак! — припечатал тот. — Что, и перо отдашь?
Влад хватанул ртом воздух, но почти не смог вдохнуть, закашлялся.
— Молчи! — взревел Змей Горыныч, когда Влад все же продышался и собрался ответить. — Под войну меня и Кощея подвести хочешь? Соблазнюсь я, допустим, перо возьму, и попадешь ты ко мне в рабство. Выдержишь на упрямстве одном — в том-то как раз не сомневаюсь. Человечки горазды терпеть, а ты — до мозга костей человек,
Влад растерянно моргнул: чего-чего, а подобной отповеди точно не ожидал. Жизнь готов был отдать, любые невзгоды вытерпеть, лишь бы Кощея из плена вызволить, а оказалось — не учел самого главного. Еще и миропорядок едва не порушил.
— Ты в шахматы, чай, не играешь? — спросила левая голова.
— Увы, — вздохнул Влад. Как-то не находил он времени для игры этой индийской. Фигуры переставлять научился, но только ради Кощея, который больно любил потешиться.
— Зря. Мог бы сразиться со мной за помощь, — заметила правая голова.
Влад прямо посмотрел на Змея Горыныча (тот очень любил делать вид, будто совмещает в себе три разных личности, но на самом деле был цельным, и обращаться к нему следовало как к единому существу, а не по отдельности к каждой голове) и сказал:
— Я готов!..
— Но, в отличие от россказней людишек глупых, я младенцев не ем, — произнесла срединная голова.
— А зря. Проучить бы не мешало, — фыркнула правая.
— Ты хорошо если хода на два вперед видишь, а я — на девять, и то одной головой, а их у меня аж целых три, — произнес Змей Горыныч. — Со мной и Кощей сладить один раз на третий может, потому даже не надейся.
Влад вздохнул, ниже плеч голову повесил.
— Уходи отсюда подобру-поздорову, — напутствовал его Змей Горыныч, и не имелось у Влада ни повода, дабы задержаться, ни чего-нибудь еще, чтобы ему предложить. Поклонился он низко, развернулся и побрел к выходу из пещеры, за стенку каменную придерживаясь.
Как вниз спускался, а потом и летел, стерлось из памяти. В себя с трудом пришел, лишь увидав под крылами море лесное. Испугался, что спутал направления. Раз не сладил с лунями, теперь на победу и рассчитывать не приходилось: не добили тогда, расправятся сейчас.
Огляделся он как следует — от сердца вмиг отлегло. Распростерлась под ним родная земля и знакомый лес. Вон болото, а по другую сторону роща заповедная уже видна!
Камнем упал Влад на широкий двор — хозяйка аж вскрикнула да руками всплеснула, лукошко с травами из рук выронив, — не рассчитал сил своих, подвели его крылья, но ничего, жив остался, поднялся человеком.
— Что с тобой, соколик?! — всполошилась Яга. — Чай, беда случилась сызнова? — подскочила, руку к себе на плечи закинула, за пояс обхватила да в избу повела. И не вырваться из объятий ее — железные. Только внешне казалась она древней да немощной, захотела бы — любого богатыря в бараний рог скрутила бы.
— Беда, нянюшка, — проронил Влад. — И помочь-то мне некому. Не примут меня люди, да и нечего предпринять им против луней восточных. Нечисть вся меня человеком считает, знать не захочет, пока полный век на земле не отхожу. А сам я — что уж скрывать? — как есть птенец, едва оперившийся: нет во мне ни ума, ни мощи чародейской, силушки тоже не найти, только и могу между мирами летать да с ветром в выси звездной играться.
— Ах ты ж… — Яга аж ногой притопнула. — Мало жизнь тебя била? Опять за свое принялся?! Может, припомнишь, кто из смертных в ряды наши вступил за последнее время?
— Не припомню, — вздохнул Влад.
— Таких, как ты, не рождалось уже, почитай, полтыщи предзимий. Глупцы бессмертные, конечно, нос воротить горазды, особенно на словах, да только ты мало того что самый юный, так еще и ученик Кощея. Они в свои тридцать человеческих годков и надеяться на подобное не могли. И туда же! Мнишь себя хуже волховишки-колдунишки человеческого, — проговорила Яга, отворила дверь старую, гостя внутрь впихнула, на лавку уронила. — Будешь страдать не по делу — голову откушу, пусть Кощей сам тебя из Нави вытягивает да живой водицей отпаивает.
— Некому вытягивать будет, нянюшка, — вздохнул Влад, потирая мимолетом ударенное плечо.
Яга на стол из печи, что нашлось, выгребла, кружку зелено-кваса перед ним поставила, а сама села напротив, подперев кулаком щеку.
— Чай, вновь поссорились? — спросила, усмехнувшись. — Горазды ж вы оба друг от друга бегать. Прорастать да судьбами сплетаться уже начали, а притретесь ох нескоро. Всей нашей братии потеха на многие лета.
— Хуже, нянюшка, — сказал Влад.
— И то верно, — фыркнула Яга и посмотрела на него пристально, глаза сощурив. — Разве вел бы ты себя словно дитятко малое, будь дело лишь в гордости израненной? Ты в лес к Лешему подался бы и дулся там на весь белый свет, сидя на дубу высоком. А Кощей в замке своем углы сшибал бы да на стены кидался. Оба вы гордецы, каких днем с огнем не сыщешь. И не красней! — прикрикнула она. — Яств отведай, кваску испей. Зря, что ль, старалась? С утра ждала.
Влад удивленно приподнял брови, но схватился за ложку — сердить хозяйку не стоило.
Яга кивнула благосклонно и велела:
— Теперь сказывай. Вечером баньку тебе истоплю, дух травный оздоравливающий внутрь пущу, а то и так-то кожа да кости — худой и бледный, скоро вторым Кощеем станешь, — а сейчас я аж испугалась: думала, лича увидала.
…Рассказал ей Влад все как было: о своей встрече с Волком, и о беседе со Змеем Горынычем тоже умалчивать не стал. Яга лишь головой покачала.
— Лучше бы ты сразу ко мне летел, а не к Змею, — посетовала она. — А на Волка не серчай. Он не предаст. Тебя особенно. Клык на Кощея имеет, да только у кого из нас такого нет?