Сказание о Ёсицунэ (пер. А.Стругацкого)
Шрифт:
– Ветер усиливается, живо спускайте парус!
Они стали было спускать парус, но «цикаду» под дождём заело, и у них ничего не вышло. Бэнкэй сказал Катаоке:
– Во время западного похода мы много раз попадали в ураган. Тащи сюда буксирный канат. Обмотаем навес.
Притащили канат, обмотали навес, но толку от этого не было никакого.
Перед выходом из Кавадзири на корабль погрузили множество камней; теперь их стали обматывать канатами и вышвыривать за борт, но камни с канатами не достигали дна, а бились в бушующей воде на поверхности – такой
Видя это, Судья Ёсицунэ приказал:
– Разрубите парус и пропустите ветер!
Серпами «наигама» вспороли парус посередине и пропустили ветер, но белогривые волны всё били и били в нос корабля, подобно тысяче разящих копий.
Между тем стемнело. Не за кем было следовать вперёд: не горели во тьме кормовые огни. Некому было следовать позади: не виднелись и там огни рыбаков. Тучами затянуто было небо, не разглядеть Семи Звёзд Хокуто. И словно по морю страданий, бесконечному морю рождений и смертей, носились они в долгой-долгой ночи.
Будь Ёсицунэ один, ему было бы всё равно, что случится. Однако за время пребывания в столице он как человек с чувствительным сердцем тайно осчастливил своим вниманием двадцать четыре особы женского пола. Среди них отменной его благосклонностью пользовались такие дамы, как дочь Хэй-дайнагона, высокородная дочь министра Коги и дочери дайнагона Карахаси и тюнагона Торикаи, все милые и прелестные красавицы. И ещё были пять танцовщиц-сирабёси, начиная с несравненной Сидзуки, а всего на корабле их плыло одиннадцать душ. В столице каждая питала свои мечты и надежды, здесь же они, сгрудившись тесною кучкою, жалобно вопияли:
– Ах, сколь лучше что угодно в столице, нежели так страдать!
Судья Ёсицунэ, охваченный тревогой, вышел на палубу.
– Который сейчас может быть час? – спросил он.
– Конец часа Крысы, – ответили ему.
– Аварэ, скорей бы рассвело, – сказал он. – Увидеть бы лица друг друга, а там пусть всё идёт своим чередом.
И тут он крикнул:
– Есть ли из воинов или слуг ловкий парень, кто бы с серпом «наигама» за поясом вскарабкался на мачту и перерубил бы канат от «цикады»?
– На краю смерти человек впадает в пучину ужаса, – проворчал Бэнкэй.
– Вот уж кого-кого, а тебя я лезть наверх не пошлю, – произнёс Судья Ёсицунэ. – Тебя воспитали на горе Хиэй, и ты не годишься для такого дела. Хитатибо привычен к лодкам на озере Бива и к большим судам не годится тоже. Исэ Сабуро – человек сухопутный, он из Кодзукэ, а Таданобу вышел из глубины края Осю. Но вот Катаока – ты вырос в земле Хитати на берегу, где бьют огромные волны. Ещё когда Учитель Сида Сабуро томился на острове Укисима, ты часто навещал его и хвалился: «Ежели начнётся свара между Тайра и Минамото, я смогу сплавать куда угодно хоть на лодочке с лист тростника!» Что ж, полезай, Катаока!
И Катаока, отойдя в сторону, стал
Судья Ёсицунэ, видя это, ободряюще крикнул:
– Молодцом, Катаока!
Катаока крякнул, полез и соскользнул, снова полез и снова соскользнул, и так несколько раз, и всё-таки, собравши все силы, начал подниматься. Когда взобрался он на высоту двух дзё, послышался гул, как при землетрясении, эхом отозвавшийся на корабле. «Что такое? Что это?» – закричали все, и тут стало видно: откуда-то, то ли с берега, то ли с моря, на корабль стремительно несётся гонимая воющим ветром пелена дождя.
– Эй, рулевой, ты слышишь? – заорал Катаока. – Сзади идёт шквал! Берегись волны! Поворачивай под ветер!
Не успел он докричать последние слова, как что-то свирепо ударило в парус, и корабль со скрипом и плеском помчался по волнам, и тут где-то грохнуло дважды, и на корабле отозвались криком ужаса люди.
Громко запричитал Бэнкэй:
– Смилуйся, Будда Амида! Смилуйся, Будда Амида!
В тот же миг мачта треснула и переломилась в двух дзё ниже «цикады». Обломок свалился в волны, а облегчённый корабль понёсся ещё быстрее. Катаока соскользнул на палубу, забрался на бортовой настил и, перерезав серпом «наигама» все восемь крепёжных канатов, вышвырнул их в море, после чего обломок мачты отнесло ветром. Остаток ночи корабль носило по волнам.
И вот наступил рассвет. Ночная буря совершенно утихла, но тут снова подул ветер.
– С какой стороны этот ветер? – осведомился Бэнкэй.
Выступил вперёд кормчий лет под пятьдесят и сказал:
– Это ветер вчерашний.
– Что ты, приятель, ты посмотри хорошенько, – возразил Катаока, – Вчерашний ветер валил с севера, а этот несёт то ли с юго-востока, то ли с юга. На подветренной стороне наверняка земля Сэтцу!
Судья Ёсицунэ вмешался:
– Вы, друзья мои, ничего в этих делах не понимаете. Моряки разбираются лучше вас. Ставьте парус, нужно захватить этот ветер.
Приладили мачту для малого носового паруса, натянули парус, и корабль побежал, а как взошло солнце, оказались они перед невесть откуда взявшейся полосой суши.
– Сейчас прилив или отлив?
– Отлив.
– Тогда дождёмся прилива.
Волны стучали в борта корабля, и тут, пока они дожидались светлого дня, донёсся звон колокола.
Судья Ёсицунэ сказал:
– Раз мы слышим колокол, значит, берег этот совсем близко. Кому-то придётся отправиться на лодке и узнать, как и что.