Сказание о верном друге
Шрифт:
Мальчику показалось, что зверь хитро прищурился, и улыбнулся.
– Не хочешь говорить?.. Или ты не знаешь наших слов?! Это просто: гляди, я – Лан. Ну скажи: «Лан». Ну!..
Утомленный пристальным взглядом мальчика, волк зевнул нервно в голос и прикрыл глаза своим пушистым хвостом.
– Эх ты, соба!
Лан огорчился непонятливостью зверя. «Ничего, – подумал он, – соба скоро узнает наши слова и скажет свою тайну».
Здесь, на кромке снегов, было заметно холоднее. Да и растительность другая – смолистая и душистая арча, белоствольные березы, можжевельниковые кусты. Холодный ветер с гор гудит в хвойных арчовых ветвях. Надо идти, на такой стуже долго не просидишь в засаде…
Как только останавливался охотник, тотчас же волк ложился неподалеку: давала себя знать вчерашняя рана.
Много зверей и птиц видел Лан, но подобраться к ним на нужное расстояние не удавалось. Стороной обошли их олени, заметив издали. Горные козлы спокойно поглядывали на мальчика с высокого уступа.
На обратном пути, неподалеку от узкого ущелья, Лан потерял из виду своего четвероногого попутчика.
Неожиданно стадо косуль выскочило навстречу мальчику. Он торопливо выпустил стрелу, но не попал. Чиркнув по скале кремневым наконечником, стрела отлетела в кусты.
Стадо разбилось на две группы: одна ушла вверх по ущелью, другая, большая, рассыпалась по склону и исчезла из виду.
Оказалось, стадо косуль гнал соба. Бежал он неторопливо, опустив нос к земле. Свернул в ущелье, будто видел, как туда поскакали косули.
Лан задрал голову. Ущелье круто уходило вверх, черными уступами до самого неба громоздились скалы. Неужели косули отыщут себе дорогу в этом немыслимом нагромождении?
С трудом мальчик стал взбираться по шатким камням вслед за волком. Может быть, хоть тут удастся добыть пищи…
Тоскливый призывный вой послышался сверху. Задыхаясь, Лан бросился бежать по крутому подъему. На каменной осыпи он упал, больно ударившись коленом, но упрямо продолжал карабкаться дальше.
Волка он нашел перед высоким уступом. Этот уступ зверь преодолеть уже не смог. Задрав к небу острую морду, волк выл тоскливо и злобно. А высоко над ним, на чуть заметном выступе скалы, застыла косуля. Ее остренькие копытца, казалось, намертво приросли к скале. Дальше пути ей не было, но достать ее там волк не мог.
Волк, а не человек! Дрожащей от нетерпения рукой Лан натянул тетиву… и животное рухнуло на камни, под ноги охотникам.
С рычанием волк бросился к добыче, но Лан отогнал его прочь. Орудуя наконечником стрелы, мальчик торопливо распорол животному брюхо и извлек еще теплую печень.
Надо было подкрепиться, так как день клонился к концу и голод терзал обоих охотников нещадно.
Волк быстро расправился со своей долей и снова голодными глазами уставился на Лана. Тот не выдержал и бросил ему еще кусок.
За радостной горячкой удачной охоты мальчик не заметил, как небо накрыло большой серой тучей и повалил густой снег. С добычей на шее Лан выбрался из скалистого ущелья и бодро зашагал вниз по склону.
Удача опьянила мальчика. Он не замечал, что ноги его закоченели в снежном месиве. Мокрый снег валил крупными хлопьями и тут же таял. Со стороны реки дул теплый влажный ветер.
Так хорошо, так весело было Лану, что он запел:
Йо-хо! Йо-хо!Хороший охотник и собаДобыли много сладкого мяса.Йо-хо! Йо-хо!Теперь у Лана, Зурры, Муны и собаЕсть хорошая еда.Йо-хо! Йо-хо!Пением эти выкрики назвать трудно, но Лану такая песня казалась очень хорошей, и он решил спеть ее ребятам по возвращении.
Волк тоже приободрился, хотя и часто останавливался зализать вчерашнюю рану. Она снова кровоточила.
Под нависшей скалой горел огонь. Так радостно и приятно охотнику возвращаться в жилище, когда светит ему огонь. Он побежал бы, если б не усталость и не тяжелая ноша на плечах.
– Вах-ха! Бо-бо-бо! – восторженно и удивленно завопил Зурр, увидев Лана с добычей.
Ему стало лучше: Муна извлекла из его тела множество заноз и колючек, боль в ранах тоже уменьшилась. Он весь был обложен целебными листьями подорожника.
Не мешкая, Лан и Муна принялись снимать шкуру с туши – приятная работа, если до этого долгое время приходилось питаться только плодами и ягодами. Зурр присоединился к ним.
Ненастная ночь окутала долину мутной снежной пеленой.
Лан и Муна заснули. Только Зурр продолжал еще жевать, не в силах оторваться от вкусной еды. Время от времени он мял свой тугой живот, как бы проверяя, войдет ли еще кусок, прислушивался, не булькает ли, не скрежещет внутри, как было недавно. Сальные руки он вытирал о волосы или размазывал жир по лицу и груди, как делал отец, Черный Ворон.
Волк-соба оказался таким же обжорой, как и Зурр. Сколько костей, сколько мяса, внутренности дали ему ребята – все съел. Умильными глазами поглядывал он на одинокое пиршество мальчишки и облизывался.
Еще раз помяв живот, тяжко вздохнув, Зурр отхватил резцом большой кусок мяса, оторвал и бросил половину соба.
Жаль спать, когда рядом столько хорошей пищи… Трудно бороться с дремотой после обильной еды. Как ни старался мальчик пальцами поддерживать веки, они все же опускались.
Разбудило его рычание волка. Снегопад прекратился. Сырой туман клубился над землей.
Снова волк заворчал в темноту. Зурр разглядел силуэт гиены, вот еще и еще… Хищницы почуяли добычу и сбежались: запах крови косули прибавил им смелости.
Мальчик приготовил головешки на случай, если придется отбиваться и отгонять дерзких зверей. Соба яростно рычал, но отступал к огню, одному ему, видно, не справиться с такой стаей.
Не волк пугал гиен, этих сильных смелых зверей, огонь заставлял их держаться на почтительном расстоянии от становища. Не будь огня, они напали бы на одинокого волка, на ребят.