Скажи изюм
Шрифт:
Он стал приставать к Насте, чтобы она просто вот так от стены до стены прогуливалась, а он с ней заговорит как прохожий и незаметно трусики с нее стащит. Настя посылала его к черту, смеялась, в самом деле было смешно видеть в зеркале пожилого господина, пристающего к прогуливающейся красавице. Вдруг он протянул ей ее собственные часы. Извольте, генерал-майор КГБ Октябрь Огородников, карманник первого класса! Рюшка, ты не-возможен, изнемогала Капитолина Тимофеевна.
Увы, это в прошлом, продолжал фиглярничать Октябрь. Сейчас у меня полсотни агентов под рукой. Какой-нибудь шишка на самом деле просто мой холуй! Впрочем, и это все в прошлом, тут он как
Шаг за шагом разговор становился все серьезней. Тебе не нужно было возвращаться, Макс. У «фишки» на тебя колоссальный зуб. Огромное ожесточение против тебя, братишка. «Изюм» они тебе не простят, а еще более того «Щепки». Тут вдруг Настя даже подпрыгнула. Выходит, вы полностью в курсе дела, Октябрь Петрович?
Октябрь снисходительно ей улыбнулся. Ну а как ты думаешь? Он теперь прохаживался по гостиной, сбросил пиджак, засучил рукава рубашки, раскурил здоровенную сигару. Только ради этого стоит держать в руках Гавану! Капитолина Тимофеевна, объявив, что у нее «час телефонов», удалилась в опочивальню. Если бы ты сейчас, предположим, отказался от «Щепок», продолжал Октябрь, ситуация еще была бы не безнадежной, но ты не откажешься, и правильно сделаешь: хватит! Одного я только не понимаю: почему такая «оуарэакшн», кто тут проводит на самом деле эту Сталин-градскую операцию? И неужели только за ордена и звездочки стараются?
– Такой размах? – спросил Максим. Он уже давно старался преодолеть пробирающуюся по косточкам пустоту.
– Масштаб операции, Макс, просто непомерный. «Фишка» давит на ЦК, а там от любого идеологического уклона просто башки теряют, иногда диву даешься. Иной раз кажется, Макс, что для них какой-нибудь поэтишко с гитарой страшнее американских «маринз». Может, и в самом деле страшнее?
Максим заставил себя рассмеяться. Конечно, страшнее. Попы знают, где их «кащеево яйцо» зарыто.
– Максим, не говори глупостей! – крикнула проходящая по коридору с трубкой под хорошеньким ушком Капитолина Тимофеевна. За ней волочился бесконечный шнур. Октябрь следил за его волочением осоловевшим вдруг взглядом. Палец в потолок. Они вас слушают, будь здоров. Буквально каждое слово записывается. Фирма не жалеет затрат. Даже ритм ваших с кисой копуляций, если позволите.
– Отчего же вы, Октябрь, так откровенны? – вдруг спросила Настя. – Не боитесь записи?
Кажется, он ей все-таки не нравится, подумал Максим. Октябрь бросил на Настю боковой взглядик. Хороший вопрос, киса, однако позволь мне на него не ответить. Могу только сказать, что вашему «Изюму» – крышка!
В каком смысле «крышка»? Максим теперь тоже вышагивал по гостиной вровень с братом. Чего они хотят от нас? Октябрь пожал плечами. Этого, прости, не знаю. Покаяний? Унижений? Предательства? Эмиграции? Чего они хотят… ну хорошо… вдруг у него вырвалось с несколько неадекватной звонкостью: чего они хотят от меня?
В этот момент они оказались в разных углах большой комнаты. Остановились и смотрели друг на друга. Октябрь на вопрос Максима не ответил, пожал плечами.
– Посадят, что ли? – тоном ниже спросил Максим. После нескольких секунд молчания Октябрь, отчетливо ставя ударение на каждом слове, произнес:
– Есть люди, которые этого не хотят.
III
Вечер завершился весьма странными эскападами Капитолины Тимофеевны. Вначале вбежала фурией, в вытянутых руках большая овальная коробка, в каких прежде дамы хранили шляпы. В спальне! Случайно! Включила радио! Опять ты, Максим! Какая антисоветчина! Антисоветчина! Максим, трясясь от злости, приложился к бутылке «Чивас Ригал». Любопытное слово, господа, не правда ли? Приставка «анти» придает ему мерзость, так? Однако уберите «анти», и вместо прелести у вас в руках окажется одна «советчина». Экая гадость!
Октябрь и Настя расхохотались. Капитолина Тимофеевна бухнула коробку на стол, сняла крышку, там оказался великолепнейший торт с цукатами. Из нашего магазина, торжествующе сказала она. Чай, чай, товарищи! Ксюша, принеси самовар! Чай из самовара: в нашем национальном стиле!
Мне нравится, что Настя на сто процентов русская, сказала она за чаем, быстро-быстро замигала, скривила рот, борясь с рыданиями, не выдержала – разрыдалась. Мамулька, мамулька! Ах, Рюша, оставь!
Провожая гостей, Капитолина Тимофеевна на сына не смотрела мо с Настей подчеркнуто разговаривала, демонстрировала неизвестно откуда взявшийся интим, а в конце всех уже просто-напросто огорошила – подарила невестке одну из трех своих лисьих шуб.
Ну и ну, сказала Настя на улице, ну и ну. Октябрь вышел их проводить, и сейчас под медленно парящим снегом трое родственников да князь Долгорукий на коне были одни на исторической площади, если не считать деликатно пыхтящего под аркой патруля «фишки», да компании пьяных грузин возле своего московского посольства, то бишь ресторана «Арагви», ну да и еще десятка случайно пробегавших и недостойных описания ночных прохожих.
Завтра иду к министру, сказал Октябрь. Ничего хорошего не жду. А мне что посоветуешь? – спросил Максим. Ничего не посоветую. Они в последний раз посмотрели друг другу в глаза. Когда-то я тебя любил, сказал Максим. Пойдем-пойдем, потянула его Настя. Спасибо за чудный вечер, Октябрь, затараторила она в совершенно неуместном светском стиле. Теперь мы вас у себя ждем. Ему к нам нельзя, пьяновато пояснил Максим. Не залупайся, пьяновато посоветовал Октябрь. Главное, не залупайся. И остерегайся стукачей. Среди моих друзей стукачей нет! Пятьдесят процентов! – пьяновато крикнул Октябрь, вдруг помчался к остановившемуся такси, уговорил шофера и уехал в неизвестном направлении.
Ну и ну, задумчиво промычала Настя, ну и шубка. Я и не мечтала о такой. Нам тоже надо найти такси, ты пьян. Вот, Настюха, какая вокруг нас советчина, бормотал он, с удивлением оглядывая площадь своего детства, вот какая простирается советчина… Октябрь тебя запугивал, вдруг сказала она. Ты заметил? Он выполнял задание. Тебе не кажется? Какая же ты хитрая, оказывается, Настя, какая ты опытная диссидентка, откуда у тебя эта лисья шубка? Мамулька в этой шубке была когда-то, знаешь ли, неотразима…
Завьюжило
I
В Москве принято было думать, что Георгий Автандилович Чавчавадзе непомерно богат. На самом деле у него на сберкнижке лежало восемь сотен, не более того. Таков уж был человече, частенько вместо слова «жить» употреблял слово «кутить». По инерции иной раз и завтрак с яйцом и кефиром именовал «кутежом». Впрочем, ужин на тридцать персон, в котором немедленно прокучивалось многомесячное фотографическое вознаграждение, называл порой «легкой закуской».