Шрифт:
На лестничной площадке перед открытой дверью в квартиру, где произошло убийство, стоял молоденький лейтенант полиции. Чтобы заглянуть внутрь, тётка лет шестидесяти в махровом халате и с внушительным слоем крема на лице пыталась обойти бдительного лейтенантика то справа, то слева.
– Женщина, я же вам сказал, что посторонние на место происшествия не допускаются! – терпеливо объяснял паренёк прописные истины нахрапистой даме.
– Какая же я посторонняя? – качала права тётка. – Я соседка Юлечки, живу на пятом этаже и хорошо её знала. Мы встречались
К лейтенанту подошла майор Артемьева и предъявила служебное удостоверение. Бдительный страж рассмотрел фотографию в документе и, отдав честь, отступил в сторону.
– Как вас зовут, и из какой вы квартиры? – поинтересовалась Надя Артемьева у любознательной соседки.
Майор Артемьева совсем не походила на сложившийся в сознании обывателей образ опытного следователя, расследующего резонансные убийства. Красиво уложенные волосы, приятные черты лица и мелодичный, но не капризный голос.
Едва заметная косметика в сочетании с приталенным светлым платьем и сумочкой на плече создавали о ней впечатление уверенного в себе, но не заносчивого человека.
– Людмила Ивановна, – с готовностью сообщила тётка. – Я из девятнадцатой квартиры.
– Откуда узнали о происшествии? – спросила Надя.
– От Ларочки, – доложила Людмила Ивановна. – Это наша соседка и общая знакомая, живёт в шестьдесят третьей квартире.
– А Ларочка откуда узнала?
– А Ларочка знает всё! – уверенно ответила женщина. – Иногда сама удивляюсь её осведомлённости.
Людмила Ивановна встала на цыпочки, пытаясь через плечо лейтенанта заглянуть в квартиру.
– Где же сейчас ваша Ларочка? – задала следующий вопрос Артемьева.
– В числе понятых! – похвасталась соседка. – Просто позвонила на мобильный и сообщила, что Юля жестоко убита.
– Ерунда какая-то! – покачала головой Надя. – Оставьте свой телефон товарищу лейтенанту, и наши сотрудники с вами свяжутся.
Артемьева вошла в прихожую. Здесь было просторно и пафосно. Объёмистый угловой шкаф с двумя примыкавшими к нему тумбочками и вешалкой своим белым цветом создавал иллюзию, что он занимает мало место. Хотя, наверное, так и было, если учесть внушительные размеры самой прихожей.
Входная дверь и ламинат цвета венге в сочетании со светло-коричневыми стенами придавали помещению изысканную строгость. Она усиливалась парой узких и высоких ниш, где на подставках стояли белые абстрактные скульптуры, напоминавшие обнажённых мужчину и женщину.
Сразу за прихожей следовала огромная гостиная с тремя диванами и большим плоским телевизором на стене. Часть гостиной занимала расположенная на невысоком подиуме обширная зона кухни с электроплитой, кухонным гарнитуром и окружённым шестью стульями длинным столом.
Вокруг стола колдовали эксперты. Из раскрытой двери в ванную слышался разговор сотрудников оперативной бригады и щелчки фотоаппарата.
– Ну, что тут у вас? – спросила майор Артемьева топтавшегося в гостиной оперуполномоченного старшего лейтенанта Георгия Рыжова.
– Ребята работают, – ответил он, – похоже, самоубийство.
– Где она?
– В ванной, – ответил Жорик, – посмотрите сами.
Ванная была выполнена в багрово-белых тонах. Белые раковина, унитаз и биде были вмонтированы в стены. Над раковиной висело большое зеркало с широкой полкой под ним, на которой в беспорядке теснились кремы, флаконы с туалетной водой, баллончики с дезодорантами и массой каких-то пузырьков.
Справа от раковины располагался широкий белый стол, своими размерами напоминавший пеленальные столы в детских поликлиниках. Слева находились стиральная машина и корзина для белья. Половину стены напротив входа занимал белый шкаф с выдвижными ящиками. Вторую половину украшало огромное панно, изображавшее цветок красного мака с каплями воды на лепестках.
Под потолком висела огромная хрустальная люстра, место которой было, скорее, в фойе театра, чем в ванной комнате.
Сама ванна, как ни странно, находилась посередине помещения. Возле неё стояло широкое красное кресло, с брошенным на него красным прозрачным пеньюаром.
В ванне, заполненной окрашенной кровью водой, лежал труп голой женщины, приближавшейся к пятидесятилетнему возрасту. Её волосы были собраны под полиэтиленовую шапочку.
– А, Надя! – приветствовал следователя судмедэксперт Нечаев. – Мы уже заканчиваем.
– Самоубийство? – поинтересовалась Артемьева, бегло осматривая труп.
– Похоже на то, – улыбнулся Роман Евгеньевич. – То вены режут, то вешаются, то стреляются, то топятся, то из окна прыгают. Придумали бы что-нибудь новенькое, честное слово!
– Тебе так хочется разнообразия? – поморщилась Артемьева.
– На самом деле разнообразия достаточно! – отозвался эксперт. – Но всё оно заканчивается вот этим, – кивнул он в сторону трупа.
– Предварительно что-то можно сказать? – спросила следователь.
– Трудно делать выводы, но факты следующие, – ответил Нечаев. – Следов борьбы нет, кровь только в ванной. На дне ванны обнаружен кухонный нож, которым, судя по всему, эта дама вскрыла себе вены.
Смерть наступила между часом и двумя часами ночи. На кухонном столе почти пустая бутылка водки, две стопки, две вилки и тарелка с остатками закуски. На разделочном столе – начатая бутылка кваса, рядом с ней кружка, из которой его пили. Пока всё.
– Получается, что женщина выпила водки и в состоянии душевного расстройства покончила с собой? – предположила Артемьева. – Не могла же она это сделать, хлопнув кружку кваса!
– Слишком мало фактов, Наденька, – пожал плечами Роман Евгеньевич. – После вскрытия будут подробности. Ну а мы свою работу здесь закончили.
Нечаев стянул с руки резиновую перчатку и вышел из ванной.
– Заканчивайте быстрее, – поторопил он двух экспертов, завершавших осмотр трупа.
Артемьева вышла в гостиную.