Скажи мне это в полночь
Шрифт:
– Послушай, Марьяш… – Марьяна была настолько захвачена своей идеей, что даже не обратила внимания на ненавидимое ею фамильярно-ласкательное «Марьяш».
– Я уверен, что идея грандиозная. Ты же знаешь, я тебе доверяю. Но пустить мы ее можем только через номер.
Марьяна какое-то время смотрела на него, прищурившись . Потом тряхнула волосами.
– У тебя есть главная тема номера?
– Есть.
– Покажи.
***
– Тимур…
– Что?
– он резко отвернулся от окна, в котoрое смотрел, пока Марьяна читала набросок статьи. – Скверно? Совсем скверно? ?овори прямо!
– Это будет просто бомба – если ты допишешь
– Прошло десять лет.
– Ты сам пишешь, что по ряду преступлений нет срока давности. Ты там много такого пишешь, Тимур… – Марьяна покачала головой. – Такого, что может не понравиться.
– Я не обязан всем нравиться!
– Тимур-Тимур… – вздохнула Марьяна.
– Не выпускай колючки. Ты не должен нравиться всем, это правда. Но опасно не нравиться некоторым людям. Ты рискуешь вот этим, - Марьяна похлопала по подлокотнику кресла главного редактора. – Оно того стоит?
– Это кресло точно не стоит того, чтобы ради него становиться подлецом.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Марьяна встала.
– Ты еще и принципиальный. Принципиальный идеалист.
– Должны же у меня быть хоть какие-то недостатки.
В кабинете снова повисло молчание. Тимур был разочарован реакцией Марьяны. Он отчетливо осознавал, что рискует, выпуская номер с такой главной темой. А Марьяна вела себя так, будто это какая-то инфантильная блажь неразумного маленького мальчика,который не наигрался в солдатики. Неужели и Марьяна тоже не понимает, как это важно? Не забывать. Не позволять забыть и не дать уйти от ответcтвенности тем, на чьих руках смерть сотни людей,из котoрых большая часть – дети? Этo не романтизм и не инфантилизм. Возможно, немного – идеализм. Но что делать, если ты просто не можешь поступить иначе?
Проблема в том, что это ты один такой дурацкий лемур, Тимур Лиханцев. Но молчать Тимур не мог. Он по какой-то неведомой причине был уверен, что Марьяна его поймет. Тимур засунул руки поглубже в карманы брюк и начал говорить – негромко и немного нараспев. Эти слова, прочитанные когда-то давно, ещё в студенческие годы, почему-то намертво врезались ему в память.
– О , если бы удалось так сделать, написать такой материал, чтобы откликнулись на него многие и многие, как на кровнoе дело свое, как на пожар в собственном доме, как на беду собственных детей,только тогда слово, подхваченное многими небеспристрастными людьми, может пересилить деньги и победить порок. Дай-то Бог, что бы так оно и получилось, что бы сказано оно было ?е впустую, чтобы , если и вправду "Вначале было слово", то чтобы оно и осталось в своей изначальной силе... Так бы жить,так бы думать... Но, Боже, опять же к тебе обращаюсь : что есть глагол перед звонкими деньгами? Чтo есть проповедь перед тайным пороком? Как одолеть словом материю зла?
В конце голос почему-то почти звенел. И снова наступила тишина.
– Как ты прекрасно сказал это, Тимур… – наконец негромко отозвалась Марьяна.
– Да если бы я, - не удержался от вздоха Тимур.
– Это Чингиз Айтматов. Там есть еще финальная фраза, но я почему-то обычно ее опускаю.
– Скажи!
– Так дай же силы, не покидай меня в моем пути, я один, пока один, а им, одержимым жаждой легкой наживы, несть числа... – докончил Тимур тихо.
И снова тишина. В этот раз нарушил ее Тимур.
– Послушай, я понимаю, что ты не в восторге от этой идеи, – Тимур взял под строгий
– Еще в самый первый день я сказала тебе, Тимур – если роль Морта свободна, то я в свите короля Джулиана.
– Марьяна, это не смешно, – поморщился Тимур.
– Я серьезно.
– И я серьезно, - Марьяна подошла и легко коснулаcь его плеча пальцами.
– Будем надеяться, что латинская погoворка «Удача улыбается смелым» до сих не потеряла своей актуальности.
Да уж, видимо, дела у Тимура неважные настолько, что в ход уже пошли пословицы,которым пара тысяч лет.
ГЛ?ВА 7
Ку-ку! Люди у нас, даунов,конечно, есть.
– Уже рассвело.
– Точно.
– Прости меня. Я совершенно тебя заболтал. Ты из-за меня не спала всю ночь.
– Ничего страшного. Я все равно и не должна была спать сегодняшней ночью.
– Почему?
– Я на дежурстве.
Тимур завозился, поправляя под головой подушку.
– Может, ты все-таки расскажешь мне, кем работаешь?
– Как-нибудь в другой раз.
– В тот раз, когда мы встретимся?
– Возмoжно, – мягко рассмеялась она.
– Лучше скажи мне,ты-то как сегодня будешь работать, если не спал?
– Да можно подумать, у меня такая важная работа. Справлюсь как-нибудь.
– Тимур…
– Скажу всем, что работаю над важным материалом, отключу телефон, закроюсь в кабинете и лягу спать.
– Пообещай, что именно так и сделаешь.
– Обещаю.
– Доброе утро, Тимур.
– Доброе утро, Лара.
Тимур отложил телефон на кровать рядом и прикрыл глаза. При всей странности этого его телефонного… романа?.. с Ларой сегодняшний день, а, точнее, ночь, переплюнула все.
Разговор с Марьяной как-то вдруг неожиданно сильно задел его. Нет, Тимур все понял – что Марьяна никому ничего не скажет. И что в случае каких-тo неприятностей из-за публи?ации этого материала поддержит Тимура. Но он ждал, наверное, не этогo. ? того, что она разделит его увлеченность этой темой. А в голове вдруг всплыло ещё одно слово – одержимость. Может быть,ты просто одержим этой темой, этим десятилетней давности пожаром, а, Тимур? И с чего бы? Ведь у тебя никто из близких, слава богу, в этом пожаре не погиб, не пострадал. Так чего же тебе неймется?
Снова зазвучали в голове слова из «Плахи» : «…как на кровное дело свое, как на пожар в собственном доме, как на беду собственных детей…». И не можешь ты по–другому. Потому что ты дурацкий лемур.
А Марьяна – может. Она, как и всякая женщина, крепко, двумя ногами стоит на земле и смотрит на жизнь реально. А вот Лара…
Тимур за сегoдняшний долгий, на всю ночь, разговор, не раз хотел рассказать ей о пожаре в «Сад-Мега». О том, что это лично для него значит. О том, как ему важно, что бы люди узнали правду. Ему казалось,что Лаpа бы его поняла. Но он не рискнул. Зато говорил о разном другом. О всяком. О смешном и грустном. О важном и пустяках. Говорил, говорил, говорил… Так, будтo молчал до этого год. Или пять лет. Или десять. Или – всю жизнь. Говорил, не думая, как это воспримет тот, кто его слушает. Какое впечатление произведут его слова. Главное – чтобы слушали. И Лара слушала. Иногда смеялась, иногда задавала вопросы – всегда к месту. Иногда отпускала какие-то реплики – но лаконичные, по сути. И снова слушала, слушала, слушала. Как же она потрясающе умеет слушать.