Скажи мне

Колесникова Анна

– В общем так, красавица, объясняю один раз. Сейчас я ухожу, а ты подумай. Хорошо подумай. – Проговорил с нажимом, чтобы я наверняка знала, какое решение нужно принимать. – А завтра вернусь и хочу услышать твой положительный ответ.

– Ты его не услышишь.

– Не перебивай. – Рыкнул и я смолкла.

– Всё равно со мной будешь, хочешь или нет. И я не отпущу. Потому что своего никогда не отпускаю.

Сразу после этих слов вышел, толкнув дверь ногой, а я осталась. Хоть следом беги, так противно. Меня не пугали его угрозы, чёрт, я мазохистка наверно, но мне нравилось это давление. Мне хотелось, чтобы меня так любили. И даже понимание того, что это чувства собственника, не позволяли одуматься. И его я понимала, оправдывала, потому что хотела оправдать. И общества его хотела избежать только для того, чтобы не сорваться. Пусть лучше заставит, только не эта пустота, не эта неопределённость. За меня никто и никогда не сражался, я не знаю, что им двигает в действительности, но завожусь только от одной мысли, что можно так желать чего-то. Он сильный, он уверенный, он красивый и такой… такой мой, для меня. Не правильно это… и чувства мои неправильные. Милютин постарался, да, наверняка он. Как это грамотно назвать? Психологическая травма? Теперь другого обращения и не хочу, так? Марат

любит, хочет, а я не могу ответить тем же, потому что мама дороже, потому что сын – это моя жизнь. А Марату нужна я. Могла ведь всё объяснить, только, боюсь, не поймёт. Не тот он человек, чтобы входить в положение, и мне это не подходит. Почему-то не верилось, что свои угрозы воплотит в жизнь, не посмеет, казалось, что что-то значу, хотя, с чего бы… Ясно ведь дал понять чего хочет и зачем. Не знаю, но для меня этот человек так и остался в другом свете.

В зал вернулась сама не своя. Никто ничего не понял, но и спрашивать не решались. А потом Геннадьевич меня к себе вызвал, не помню точно, что говорил, а может спрашивал. Помню. Что домой отправил, в себя прийти. И я пошла, потому что не слышала и не видела ничего и никого вокруг. Прихожу, а мама дома. Я в свою комнату пройти хотела, а она наперерез выскочила, присмотрелась, ухмыльнулась, довольно неприятно.

– Что, ночью зарабатываешь больше, чем днём?

– Меня отпустили.

– Конечно отпустили, всех уже окрутила, потаскуха. Люди судачат, ты частенько по дворам шляешься.

– Мне всё равно, что говорят твои люди.

Мама стала в проходе.

– МНЕ не всё равно! В общем так, твои вещи я собрала, выметайся.

– Что? Ты в своём уме? Это моя квартира и я никуда не уйду.

– Это моя квартира! – Взревела мать и оттолкнула меня к коридору.

Пока я стояла ошарашенная новостью, она уже вытащила из комнаты два больших чемодана, их ещё отчим покупал, поставила передо мной.

– В коричневом твои вещи, в синем ублюдка твоего. Убирайтесь, чтобы я вас больше не видела.

– Замолчи, я не могу этого больше слушать! Андрей мой сын и твой внук, не смей его оскорблять!

– А ты на мать-то не кричи, на мать не кричи! Нос ещё не вырос, на мать голос повышать. Я сказала убирайся. Ключи оставь и чтобы духу твоего здесь не было.

– Я никуда не уйду. Я никуда не уйду! – В истерике уже кричала, топнула два раза ногой, потому что не понимала, как так можно. За что, почему? Словно я не родная, словно когда-либо плохо ей сделала. Слёзы бесконтрольно посыпались и я сделала шаг вперёд, мать попыталась оттолкнуть, но, видимо, шпалы укладывать это вам не подносы носить, и я через секунду оказалась всё на том же пороге. Нет, нет, этого просто не может быть. Не со мной. Не так.

– Мама, пожалуйста…

Хлёсткая пощёчина заставила замолчать и мать сделала выбор за нас обеих. Я не слабачка, я не хочу, чтобы меня унижал единственный родной человек, но и наступать себе на горло, терпеть такое отношение, не собиралась. Я терпела, я долго терпела, я старалась быть хорошей дочерью… Да чёрт возьми, я любила свою мать! Только потому, что она моя мать. Потому что не могла иначе. Но она изменилась, она сломалась, она стала чужая, отдалилась от меня и оставаться рядом я просто не видела смысла, поэтому ушла. Тихо, молча, подобрала те вещи, которые она выставила на порог и вышла на лестничную площадку. Не знала куда идти, не знала, что делать, а быть слабой я не могла себе позволить, потому и не расплакалась, так будет лучше для всех. Вовремя вспомнила слова соседки о том, что всегда можно попробовать себя в другом месте, может, там пригожусь, и Андрею нужен простор, он очень активный ребёнок и в нашем городке малышу очень скоро станет тесно. Ему уже тесно и он знает все площадки в округе, мы ходим на все развивающие занятия, у нас и танцы и ИЗО, ещё я хочу отдать сына в спорт, чтобы умел дать отпор если что, да, решено! Мы переезжаем в другой город. Здесь нас уже ничего не держит.

Я поймала такси, поехала на вокзал и купила два билета до ближайшего крупного города. Сдала багаж в камеру хранения, заранее вытащив из бокового кармана документы, которые мать аккуратно сложила в прозрачный файл. Сняла часть денег с карточки, моя бережливость позволит выжить некоторое время, потом вернулась в город, забрала Андрюшу и забыла. Забыла всё, что меня здесь когда-то держало, что было дорого. Обидно было только за то, что больше не увижу Марата. Так я, по крайней мере, думала тогда. В десять вечера пришёл автобус, я сидела и смотрела в окно, как меняется пейзаж, как меняется наша жизнь, Андрюша тихо посапывал на моей груди, и было хорошо, потому что рядом с ним. Потому что я никогда не стану такой, как моя мать.

Глава 3

А в это время Марат сидел и наблюдал за окнами её квартиры. Снова. Почти каждую ночь сюда приезжал, так легче было.

Первый раз её увидел и слов не нашёл, растерялся, чего прежде не случалось. Тогда по делам в городишко заскочил, и не думал искать встречи. Остался. Потому что запал. И волосы эти светлые, и глаза серо-зелёные, которые темнеют, когда она волнуется. Яркая, сочная, как для него. Марина. Милая девочка, официантка из кафе. Марат уже давно перешёл ту черту, когда за девушкой нужно было ухаживать, сами в койку прыгали, не потому что любили безумно, хотя, и такие наверно были. Чаще потому, что хотели быть поближе к теплу, уважали за силу и за то, что слово своё держит. А за красавицей хотелось ухаживать. Её хотелось баловать и на руках носить, никакой здравый смысл не помогал одуматься. Попробовал клинья подбить, а она молчит. Напряглась вся, понятно, что через одного липнут, с такой-то мордашкой. И как только в этом захолустье такой цветочек вырос? Тогда отступил, но сам себе пообещал, что вернётся. Так и получилось, только красавицы не было. День, два, неделю. Взбесился мгновенно, нужно было хозяина этой богадельни прижать, но не хотелось через силу, пошёл в обход. К одной девочке подкатил, к другой. Кто отказался, кто сделал вид, что его не понимает и подобной информации не даёт, нашлась и такая, которая за зелёную бумажку выложила всё, что знала. Обещала позвонить, как что изменится. Время шло, неделю, не меньше, бесцельно проторчал. А потом спасительный звонок. На следующий вечер сидел за тем же столиком, знал, что её территория. Малышка узнала, улыбнулась. Не так как в прошлый раз, более естественно и, о, Боже, как на была прекрасна. Длинные белокурые волосы, сияющие в свете ламп глаза, и то, как она мило смущалась – всё обезоруживало и позволяло почувствовать себя простым смертным. Заводился с одного взгляда и хотелось большего. И грудь её почувствовать, сжать, ножки на плечи

себе закинуть. Только вот девочка оказалась совсем иной. Она серьёзно смотрела, каждый раз отвечала вежливо, тактично, ровно так, как и должна услужливая официантка, ни больше, ни меньше. А ему хотелось другого, поэтому и дождался её тем вечером. Куда уже тянуть, если с ума сходишь, так хочется прикоснуться. Марина вела себя немного отстранённо, оно и понятно, проверяла, перестраховывалась, а Марату терпения не хватало. Схватить бы её в охапку и забрать с собой, а там бы и общий язык нашли, иначе и быть не может. Но опять же, не хотел пугать, настаивать, давить. Сама должна была решиться. И после каждой встречи стена между ними уменьшалась, Марина практически сдалась при первом же поцелуе. Так забавно вела себя, как в невесомости расслабилась, отдаваясь на его волю, и это ощущение полной власти окончательно мозги вышибло. На всё готов был, чтобы она согласилась стать его девушкой. Не любовницей, не подстилкой на ночь. А именно девушкой. Такой она и должна быть, такой должна быть жена. Глядя на Марину эта мысль впервые посетила голову, и впечаталась. Стереотип, закономерность: Марина – жена. Но это он радовался, а вот девочка каждый день выкидывала новые сюрпризы. В прямом смысле. В последний раз выбросила в окно его букет. Сам тогда не пошёл, посчитал, что всё должно быть красиво, как они любят, с пафосом, с прелюдией. Отправил цветы с курьером, а сам наблюдал со стороны. Всё упало, когда открылось окно и букет полетел в лужу после вчерашнего дождя. Самолюбие взвинтилось до небес и не понятно как удалось его приглушить, как удержался и не пошёл к ней сам. А потом… потом увидел Марину на работе, как и договаривались. Увидел и обалдел. Смотрела на него дерзко, а в глазах посыл, причём далеко и надолго. Ухмыльнулся, переварил, поговорить решил. Только когда наедине остались сразу понял: разговора не получится. Чёртова принцесса оказалась с запросами. Не хочу ни тебя, ни твоих подарков, а у Марата всё внутри переворачивалось. В обычной ситуации плюнул бы и пошёл, всегда так было: не хочет эта – незаменимых нет, пойдёт другая, да ещё и благодарна будет. Только с Мариной все правила и все тормоза отказывали. Её хотел, с ней, оттого и пригрозил. Не любил насилия, не применял его в отношении женщин, всегда считал, что где, где, а в постели всё должно быть по обоюдному согласию. А Марина сказала «нет». Сказала и сказала, что с того, а его зацепило. Не то, что отказала, а то, что она. Всегда считал слабаками тех, кто за девками бегал, но только сейчас понял, что любовь зла. Х-м, любовь, наверно она такая, особенно если безответная. Влюбился? Он? Да! Только вот не в ту. Понял, что не хочет отступать. Через принципы свои перешагнул, надеялся, что одумается. Только девочка не появилась на работе, её не было видно у подъезда. Ещё больше разозлился оттого, что прятаться решила, найдёт ведь, весь город перевернёт, а найдёт. Плюнул на всё и к ней пошёл. В звонок позвонил, но никто не отвечал. Тогда ударил дверь ногой, раз, два, она и сломалась. Как только люди в таких условиях живут?.. Вошёл, на кухне видимость движения, странные звуки. Подошёл ближе: за столом с бутылкой водки и стаканом сидит женщина.

– Марина где?

Женщина лениво повернулась на грозный рык, подняла на него мутный взгляд и оскалилась.

– Что, хахель нарисовался? – К окну отвернулась. – Нет её.

– Где она?

– Свалила. Мать бросила на произвол судьбы. Вот так и расти этих неблагодарных.

– Что значит свалила? Где Марина?! – Подошёл ближе и тряханул женщину, та вроде как в себя пришла, посмотрела более осознанно.

– А ты кто?

– Дед Пихто! Марина где, я спрашиваю?

– А я знаю? Нет её. Два дня нет. Может, к мужику какому свалила…

– К какому ещё мужику?! – Тряханул её сильнее, только бы душу не вытряс, кажется, она держится в дряхлом теле на одном честном слове.

– Да к любому. Что, мало их было?

Разговаривать и дальше просто не было смысла. То, что женщина невменяемая, видно со стороны. Ты ей стакан предложи, а там и посмотрит, говорить что-либо или промолчать. Марина сбежала. Давление было ошибкой. Только искать он не захотел. Сам не понимал почему так вцепился, словно приворожила. А теперь знает, что рядом её нет и вроде как отпустило. Вышел из подъезда и даже оборачиваться не стал. В тот же день покинул город и больше не возвращался.

Глава 4

С высоты сегодняшнего полёта я понимаю где ошиблась, где оступилась где рубила с плеча, но мало о чём жалею. Сейчас я состоялась в жизни, как мать и как педагог, но вот так, сидя перед зеркалом, глядя на своё отражение, понимаю, что мне не хватает любви. Я знала себе цену и за те семь лет, что прожила одна, без матери, могу точно сказать, что я человек, я личность, я женщина. Мне нужна ласка, мне нужна забота и, естественно, были те, кто мне эту заботу давал. Я не хваталась как утопающий за соломинку, не верила словам, поэтому сейчас независима, по-прежнему красива, мной восхищаются окружающие. Я твёрдо могу сказать, что всё то малое, что у меня есть, заработала сама, добилась, выстрадала. Это сначала было тяжело. Нет знакомых, нет друзей, нет даже тех, на кого можно рассчитывать в трудную минуту. А в моей жизни тогда была не минута, а день за днём и ночь за ночью. Борьба. Схватка с самим собой и с окружающей действительностью. Нет работы, нет денег, но есть сын, о котором нужно заботиться, для которого устала ты или нет, нужно время, нужно внимание. И я старалась ради него, три работы, пятидневка в саду, перевелась в местный ВУЗ, и понемногу справлялась. Я не была святой невинностью, только здесь поняла, что могу жить так, как хочу, и я любила мужчин. Точнее, я пыталась себя в этом убедить. Не могла строить отношения, потому что не хотела, меня устраивал приходящий любовник, я жила для себя и сына. Никаких супов, борщей, никакой психологической поддержки, для этого были жёны и постоянные девушки. Да, меня не смущало наличие отношений с другой, меня это даже устраивало. Были любовники, которые пытались обеспечивать, были и те, которые искали выгоду, но это была другая, параллельная реальность моей жизни. Там, где я играла роль ледяной или, как говорила моя подруга, отмороженной королевы, где мне поклонялись, меня хотели, обо мне мечтали. А дома, с Андреем, я была хорошей и любящей матерью, которой для счастья больше ничего и не нужно. Вопросы о том, где наш папа не игнорировала, но старалась объяснить бережно, терпеливо, чтобы не ранить, не зарубить на корню веру в людей, в мужчин, в отцов. И сын мне верил, он с удовольствием повторял, что у него будет самый лучший папа в мире. Потом период сладкой сказки прошёл, Андрей занялся подготовкой к школе, пошёл в первый класс и понеслась… Там уже не до отца дело стало. Я, кстати, намерено сына не устраивала к себе в школу, не хотела пересудов и сплетен. А потом и вовсе в частную гимназию работать перешла.