Шрифт:
Жарко… Даже горячо. Почему?.. Как это все произошло?
Горящая балка с хрустом треснула, с потолка посыпалась огненная стружка. Отец… ты где?
Треск… треск…
Он шел по чрезмерно яркому коридору и оглядывался. Языки пламени яростно танцевали на полу комнаты сестры. Словно бы заметив его, несколько танцующих искр подлетело к нему. Ай, горячо!
Дышать… труднее.
Он продолжил свой путь к концу коридора. За полыхающей дверью пряталась спальня родителей. Отец за ней.
Треск… треск…
Может, закричать? А зачем? Ему не страшно. Просто… непонятно. И трудно дышать…
Треск!
Он закашлялся. С потолка снова что-то посыпалось. Странное потрескивание нарастало. Отец, а что это? И почему так… горячо?
Хруст!
Пол под ногами мальчика прогнулся. Еще шаг, и он рухнет вниз! Но до двери так немного осталось!
Отец!
Мальчик вытянул руку вперед. Ладонь обжег слабый язычок, пол хрустел… Сделай шаг – и ты у двери! Ну же, смелей!
Шаг… Треск! Грохот!
Вдох…
– Юный господин, с вами все хорошо?
Кто это спросил? Знакомый голос…
– Вы захворали? Юный господин!
Мальчик открыл глаза и взглянул на мужчину. А… вспомнил.
– Сэр Франсуа… Я в порядке.
Он не спешил подниматься с постели. Камердинер выдохнул и выпрямился.
– Прошу прощения за столь ранний визит, юный господин, но вас просит монсеньор.
«Юный господин» покорно кивнул, при этом тихо и как бы утомленно охнув, и стал подниматься. Был он совсем небольшим: его белокурая макушка едва доставала до пояса Франсуа. Он потер глаза тонкой ручкой. Пора было приниматься за утренний туалет.
– Сэр Франсуа… Я бы вас попросил… – многозначительно начал детский голос.
Камердинер улыбнулся, слегка наклонил голову и вышел из комнаты мальчика. Странным он был, это признавала вся прислуга: и одевается самостоятельно, и кушает совсем мало, и даже иногда смотрит монсеньору в глаза… Тем не менее было в нем что-то по-дворянски утонченное, как бы наследственное: манеры, речь, английская педантичность… Кто бы подумал, что англичанин так приживется во французском доме?
В коридор он вышел свежим, в накрахмаленной рубашечке и черных английских брюках на подтяжках. Мальчик вопросительно посмотрел на Франсуа в молчаливом и холодном ожидании.
– Следуйте за мной, юный господин, – тихо отозвался камердинер и двинулся по коридору.
– Доброе утро, юный господин! – поприветствовала горничная, взмахнув еловой веточкой. На стене тут же появились красивые и душистые венки.
– Доброе утро, мисс, – «юный господин» кивнул.
Камердинер небрежно махнул рукой: из-под его пальцев вылетели пестрые ленты, которые тут же обвили венки. На пару секунд глаза мальчика задержались на еловых венках, и во взгляде этом отразилось удивление.
– Франсуа, сэр, могу я задать вопрос?
Услышав голос мальчика, камердинер обернулся и слегка поклонился.
– Разумеется, юный господин, спрашивайте.
– Что означают эти декорации?
– Это традиционное украшение дома по случаю празднества Рождения…
– Как же так, юный господин! – всплеснула руками горничная. Из еловой ветки вылетела пара голубых искр, и на полу появились две маленькие елочки. – Ведь сегодня Рождество Христово! Небось еще не проснулись, раз не помните, какой сегодня день.
Мальчик только приподнял тонкие брови, взглянул на Франсуа и шагнул дальше. Камердинер пожал плечами и двинулся по направлению к гостиной.
– Странный мальчик, – шепнула себе под нос горничная и вернулась к своему занятию.
Коридор быстро расцветал и наполнялся ненавязчивым запахом хвои. Мальчик не останавливался, но все же не удержался и стал крутить головой по сторонам. Широкие синие ленты красиво опоясывали античные пьедесталы с бюстами великих философов, венки расцветали прямо на стенах коридора. По дороге Франсуа произвольно выбрасывал руки в разные стороны и вскоре все украшения приобрели новое утонченное великолепие. Винсент вдохнул полной грудью. Пахло праздником…
Они, наконец, вышли в зал. Гостиная была небольшой. На стенах, как и всегда, висели деревянные трости с разными набалдашниками, а над камином обосновалась большая кабанья голова. Напротив огня стояло широкое кресло. Оно было повернуто спинкой к мальчику, поэтому он не видел того, кто сидел в нем. Ему удавалось разглядеть лишь вытянутую ногу, покоящуюся на оттоманке, и легкое облачко от дыхания.
– Монсеньор, – сказал мальчик, проходя вглубь помещения, – вы хотели видеть меня?
– Да, Винсент. – ответил человек, сидящий в кресле. В воздухе появилось новое облачко. – Подойди ближе.
Он не задерживаясь, но и не торопясь прошел прямо к креслу и заглянул в лицо хозяина дома. Это было лицо настоящего графа: строгое и мужественное, возможно, немного пугающее – но Винсент отчего-то смотрел прямо в ясные голубые глаза, не ожидая наказания.
– Я слышал, что ты сегодня ночью кричал. С чем это связано?
Мальчик задумался, и его английская сдержанность улетучилась вмиг: ее место заняла растерянность.
– Монсеньор, я не знаю точно, – сказал он спотыкающимся голосом и отвел глаза.
Мужчина тяжело выдохнул. Его дыхание снова появилось в виде пара.
– Тебя мучают кошмары?
– Мне приснилось, как я оказался в камине, – предположил Винсент, смотря на огонь.
– Вот как? Значит, воспоминания о прошлом все еще мучают тебя. Неудивительно, – мужчина перенес больную ногу на пол и медленно поднялся со своего кресла. – Ты готов к сегодняшнему празднеству?
– Я как раз хотел спросить, что означают все эти венки. Сэр Франсуа и леди Маргарита ответили мне не совсем ясно.