Сказка для двоих
Шрифт:
Москва, Концертный зал имени Чайковского, 16 октября, 19.00-21.00
Чтобы успокоиться, сбросить напряжение первого рабочего дня, Светлана решила отправиться на концерт. Классическая музыка всегда ее успокаивала, заряжала энергией, будила творческую фантазию. В вестибюле концертного зала шла бойкая торговля билетами с рук. На кассе висело объявление «Билеты на вечерний концерт проданы». Лана взглянула на афишу «Бах. Органная музыка. Исполняет Джеймсон Вильяме, Великобритания». Лана, не колеблясь, купила билет, сдала в гардеробе плащ, поднялась по лестнице, чувствуя, как ее захватывает праздничное настроение. Гудящая толпа электризовала ожиданием предстоящего концерта. Лана бегло оглядела присутствующих
— Ты одна? — вырвался нетерпеливый вопрос.
— Да, — с вызовом ответила Лана, — а что, вы надеялись увидеть меня с кем-то?
— Нет, я просто рад тебя видеть.
— Спасибо, — сухо отозвалась Светлана. Прозвенел звонок, приглашая зрителей в зал.
— Тебе куда? — осведомился Андрей Александрович.
— У меня двадцатый ряд.
— А… У меня партер. Увидимся еще. — Он кивнул Лане и быстрым шагом спустился вниз, к первым рядам партера.
Когда отзвучали последние такты, в зале еще несколько секунд висела тишина — настолько проникновенно и виртуозно английский органист исполнил произведения Баха. Лана порывисто вздохнула. Шквал аплодисментов разорвал непрочную тишину, с галерки без конца раздавались крики «браво».
Когда она вышла из зала, Соколов уже ждал ее. Они почти не разговаривали друг с другом, но взгляды, которыми они обменялись, были красноречивы. Они знали, что чувства, вызванные музыкой, у них совершенно одинаковы, они пережили только что похожее потрясение, и оно сблизило их.
— Тебя подвезти? — осведомился Андрей, подавая Лане плащ, полученный юрким помощником из министерской свиты.
— Нет, я лучше прогуляюсь по городу.
— По городу? — Его бровь вопросительно изогнулась.
— Если позволите, я вам завтра позвоню. По рабочему вопросу, — скороговоркой пробубнила Лана, — я ведь ушла из «Протокола».
— Знаю. — Он кивнул кому-то в толпе.
— Мне необходимо согласовать с вами материалы по книге.
— И только? — Да.
— Тогда обращайся в пресс-службу. Там тебе предоставят все необходимые данные. Ага, Игорь, давай-ка их сюда!
Вестибюль концертного зала, лицо Андрея исчезли за гигантским букетом.
— Это тебе. В память о работе в «Протоколе», — чуть насмешливо заметил Андрей. — Ты все еще отказываешься, чтобы я подвез тебя домой?
— Да, — упавшим голосом ответила Лана и огляделась по сторонам, словно ища выход из неудобной ситуации. Но вестибюль концертного зала был пуст.
— Света, — в голосе Соколова прозвучало нетерпение, — не верю, что ты позволишь какому-то мерзавцу испортить себе жизнь. Ты же умная женщина! Скажи хоть что-нибудь!
— Нет! — вдруг выкрикнула Лана. — Дело не в нем!
— В чем же?
— Во мне, — устало произнесла она и переложила букет из одной руки в другую, — я разрываюсь между сказкой и реальной действительностью. С одной стороны, мне очень хочется быть рядом с тобой…
— Так почему…
— А с другой — я постоянно помню о том, что сказка всегда остается сказкой. Я стану твоей любовницей, и на этом все закончится. Не женой! Не другом!
— Ты станешь женщиной, которую я люблю, — спокойно ответил Андрей.
— Но не той, на которой ты женишься. Не той, которой ты дашь свое имя. Не той, с которой ты разделишь свою жизнь!
— Ты не можешь говорить это всерьез! — вспыхнул Андрей.
— Нет, я абсолютно серьезна.
— Ты хочешь укрыться в своей раковине, не так ли? — выкрикнул он, прожигая ее взглядом. — Надеть на себя эту броню, крепкую, как панцирь, и такую же непробиваемую!
— Подобные описания вам не очень-то даются, господин
— Упрашивать я не умею. — Он сделал шаг назад. — Хорошо, возвращайся в свой безопасный мир, упивайся чувством собственного самосознания. А когда будешь засыпать в одиночестве, пересчитай, сколько радостей тебе принесло затворничество.
Лана видела, как министр в окружении своей свиты направился к выходу и едва не сорвал дверь с петель, распахнув ее со всей силы. Дверь, открывающаяся в обе стороны, покачалась туда-сюда, а затем остановилась — в точности как сердце Светланы Аркатовой.
Дома она рассмотрела подарок и ахнула. Это был необыкновенный букет, состоящий из орхидей, алых роз, лилово-розовых ирисов и белых хризантем. «Ирис — это огонь, — попыталась расшифровать цветочное послание Светлана, — красные розы — любовь, это каждый знает. Хризантемы — искренность. Орхидеи всегда означали красоту. Итак, пламенная любовь к настоящей красоте… А может, красивая любовь как истинная страсть… Неплохо. Если вдуматься, то получится много вариантов. Только где она, эта красивая любовь?»
Москва, Старая площадь, 17 октября, 9.00-14.00
Ночь была беспокойной, а утро — безрадостным. Хотелось просто выключиться из жизни, выдернуть из розетки шнур, который подсоединяет тебя к этой всемирной суете, и лежать, глядя в потолок, или бездумно смотреть телевизор. Светлана рывком подняла себя с постели. «Все пройдет, пройдет и это», — вздохнула она, глядя на роскошный букет от Соколова.
Сегодня был второй день работы Ланы в агентстве. К обеду ей уже казалось, что она работает здесь давным-давно. «Впору засомневаться в том, что совсем недавно я ходила на работу в „Протокол“!» — думала она. На столе у нее уже лежал «План действий» — так Светлана окрестила список предстоящих мероприятий. Несмотря на свои опасения, она на удивление быстро включилась в работу и искренне радовалась новым знаниям.
После обеда Светлана собиралась отправиться с докладом к Салатову. Но планы ее были нарушены ураганным вторжением в ее кабинет Виктора.
— Ты чего сидишь? Без обеда остаться хочешь? В большой семье клювом не щелкай! Знаешь такую присказку?
— Я после обеда хотела к вам зайти. План…
— План? Возьми с собой в столовую, — бросил Салатов на лету. — За обедом обсудим. Я через полчаса испаряюсь. Переговоры.
Лана снова заметила себе, что она все еще живет в ритме «Протокола».
На обед был грибной суп, филе курицы в соевом соусе и шоколадный мусс.
— Шикарно! — восторгался Салатов. — Переговоры на пустой желудок редко бывают успешны. Это наше основное правило. Слышала?
Об этом Лана слышала впервые, но о том, что Салатов — первоклассный переговорщик, знала. Он заключал сделки, подписывал контракты на немыслимые суммы почти со всеми, с кем ему приходилось вести переговоры о возможном сотрудничестве. В его личной терминологии «возможного сотрудничества» не существовало, было сотрудничество «непременное, необходимое, обязательное, эксклюзивное». Однако когда Салатова называли успешным продавцом, он впадал в дикий гнев. «Я ничего не продаю! — кричал он. — Если бы я хоть что-нибудь начал продавать, то не подписал бы ни одного контракта. Я предлагаю людям поинтересоваться у меня, что они могут сделать еще, чтобы получить ту морковку, за которой до сих пор безуспешно гонялись». Хотя, конечно же, Салатов лукавил: в его арсенале были приемы самого разного толка. К примеру, понимая, что собеседник после его блестящей презентации остался равнодушен к креативной идее, предлагаемой его агентством, и ситуация грозит завершиться проигрышем тендера, Салатов мог, состроив уморительную мину, развести руками и заявить: «Господа, так вы ничего не поняли…» И начать презентацию с самого начала, говоря совершенно противоположное тому, что прозвучало до этого. В конце концов действительно никто ничего не понимал, но тендер выигрывало их агентство.