Сказка о Чунхуа
Шрифт:
И такое повторялось, чуть ли не каждое утро, ведь поставлять свежую морковь ко двору, требовалось ежедневно. Благо климат в этих местах был исключительный и позволял выращивать свежую морковь круглый год. Ну а крестьяне, в связи с его такой напускной недоверчивостью, так его промеж себя и прозвали – «Шенхен-неверя» в одно слово.
3
И всё бы ничего, и вполне возможно жизнь морковного сановника так бы и продолжалась, да только в последнее время с ним стали происходить непонятные перемены. Вдруг ни с того ни с сего, он начал подозревать, будто его прелестница дочка, что-то от него скрывает. Ну, это уже высшая степень недоверия. Подозревать свою
Хотя на самом деле никакой тайны не было. По вполне понятным причинам Чунхуа кое-что не могла сказать отцу. Ведь она была уже не та маленькая девочка, что могла целыми днями спокойно играться под присмотром нянек. Притом постоянно находясь только в одном отеческом дворце. Теперь это была юная зрелая девушка, которой хотелось знать, что делается там, за порогом дома, какая там жизнь, что происходит на просторах её родного края.
Естественно Чунхуа смущалась своего навязчивого желания вырваться из отеческого дворца, и, конечно же, с самим отцом о таком не поговоришь. Ну а он-то чувствует все её недомолвки, и уже стал покрикивать на Чунхуа, всё «не верю» да «не верю», мол, «скрываешь что-то». И, разумеется, чем больше недомолвок, тем пышнее ссоры, которые теперь стали случаться с невыносимой частотой. Между отцом и дочерью, словно стена выросла. И чем больше Шенхен зажимал личную свободу дочери, тем сильней ей хотелось вырваться из-под его опеки.
Вполне знакомая ситуация, такое случается сплошь и рядом, практически в любой семье. Но тут всё же особый случай, ведь Чунхуа росла без матери, и отец воспитывал её в одиночку. И, само собой разумеется, часть черт отеческого характера передалась дочери. Настойчивость – граничащая с настырностью, дерзость – переходящая в неприкрытую наглость, уверенность – сообразная с самолюбованием, и ещё некоторые неблаговидные черты достались ей.
И можно себе представить, что творилось, когда отец и дочь начинали спорить. В таких случаях говорят, нашла коса на камень, только искры летели в разные стороны. Хотя в случае с Чунхуа и её отца летели не искры, а дорогая фарфоровая посуда. Не один искусно выполненный китайскими мастерами сервиз нашёл свою погибель в стенах чудесного дворца мандарина. Слуги только успевали убирать осколки некогда величественных цветочных ваз, суповых блюд, чайных чашек и прочих изящных столовых вещей.
И хорошо бы дело ограничилось только этим. Битьё посуды в данной ситуации это, пожалуй, самое безобидное. Но дальше – больше. Вскоре Шенхен дошёл до какого-то маниакального недоверия, и стал везде и всюду брать Чунхуа с собой. Конечно, в императорский дворец он не имел права её приводить. Ведь женщинам без дозволения высшего совета запрещалось посещать заветный город. Но и тут Шенхен нашёл выход. Он переодевал Чунхуа в костюм юноши, и брал её с собой, выдавая за своего помощника.
Ну а Чунхуа такие походы были только на руку. Ей этого как раз и хотелось, ведь вырваться из отеческого дома была её мечта. Поэтому она помалкивала и выполняла все батюшкины повеления. Переодевалась и послушно следовала за ним в императорский дворец. Однако это было настолько рискованно, что если бы стражники признали в ней девушку, то её ждала бы неминуемая расплата. Но отец, невзирая на это упорно брал её с собой.
Впрочем, одним этим дело не ограничилось. Шенхену по долгу службы приходилось бывать не только во дворце, но и периодически посещать свои угодья. И это понятно, ведь морковка сама во дворец не пойдёт, её привозить надо, а это как раз входило в прямые обязанности морковного мандарина. Из всех важных сановников только один он имел право прикасаться к моркови и доставлять её на императорскую кухню. Так что желание Чунхуа посмотреть на родные просторы вскоре исполнилось. Отец стал брать её на морковные поля.
И кстати, путешествия на природу ей больше пришлись по душе, чем поездки в императорский дворец. Свежий ветер с гор, запах леса, аромат душистых трав и цветов, кружил ей голову и будоражил кровь. Такого великолепного настроения у Чунхуа не было никогда в жизни. Никакие дворцовые залы, золотые украшения, изысканная посуда, и даже помпезные одежды не сравняться с чувством свободы и неописуемого восторга, которые она испытывала, выезжая с отцом на поля.
Чунхуа уже раз пять была на центральном поле, два раза на том, что находилось у бамбуковой рощи, и даже раза три на том, что ютилось в горном распадке. Однако она ни разу не была на поле за рекой. Так уж получилось, что мост через реку после дождя смыло, и пока его спешно восстанавливали, доступа туда не было. Хотя с той стороны крестьяне кричали, что у них уродился изумительный урожай. Так что Шенхен с нетерпением ждал восстановления моста.
Ему этот урожай сейчас был бы очень кстати, ведь за рекой росла особая сахарная морковь, сладкая с привкусом земляники, которой был засеян специальный участок у леса. Выходило так, что при цветении пыльца обоих растений смешивалась, и отсюда появлялся этот чудесный земляничный привкус. Вот из-за него-то император особенно обожал эту морковку и ждал её с большим аппетитом. Он даже пообещал Шенхену награду, если тот быстрей доставит ему желанный овощ.
Смешно конечно получать награду за овощ, но это всё же лучше чем вообще ничего. Вот оттого-то Шенхен так радовался восстановлению моста. Едва гонец сообщил ему приятную новость, как он сходу начал собираться за диковинным урожаем. Разумеется, Чунхуа должна была его сопровождать. Однако на этот раз ей слегка нездоровилось, и она упорно отказывалась от этой поездки.
– Батюшка дозволь, сегодня я останусь дома,… мне так не хочется трястись в повозке,… тем более ехать надо за реку, а там наверняка сыро и скучно… – настойчиво возражала Чунхуа, изображая из себя капризку.
– Ну хватит морочить мне голову,… всё равно дома я тебя не оставлю,… небось задумала сбежать и побродить без меня по городу!… Нет, ты меня не обманешь,… а ну собирайся, не то волоком утащу!… – сердито топнув ногой, взвился отец, отчего Чунхуа пришлось уступить. Ей уже порядком поднадоели все эти скандалы, и она не стала спорить. Мигом собралась и уже через пять минут была готова к поездке. В следующую секунду заняла место в повозке рядом с отцом, и они тут же отправились в путь.
4
Дорога до заречного поля была непростой. Она виляла сообразно руслу реки и только на одном участке шла по прямой. И тогда можно было спокойно наблюдать, что находится по ту сторону реки, на противоположном берегу. А там открывалась настолько захватывающая панорама, что трудно было удержаться от восхищения. Невдалеке красовался роскошный бамбуковый лес, а на его фоне раскинулись огромные участки, засеянные всяческими культурами. Тут и там виднелись разноцветные квадраты грядок, диапазон цветов которых, был так велик, что казалось это какой-то мозаичный калейдоскоп, а не сельхозугодия.
Чунхуа невольно залюбовалась всей этой радужной гармонией. Однако долго любоваться ей не пришлось, впереди показался мостик. А спустя всего несколько минут повозка оказалась уже на другой стороне. Её тут же окружили крестьяне. Они принесли ящики с урожаем и ждали, что их похвалят за упорный труд. Но напрасно они этого ждали. Шенхен сходу осмотрев пару ящиков, по привычке пустился в долгие пререкания.
– Ну, что вы мне подсовываете,… вы говорили у вас изумительная морковь,… но что я вижу,… цвет не тот, аромат испорчен, а ботва вообще высохла… – тут же начал он свои обычные рассуждения, что незамедлительно вызвало ответную реакцию крестьян.