Сказка о девочке Петровой, ее сыне Михаиле, семи лет, и одном хмыре по имени Вова
Шрифт:
Тут у шофера невзрачные глазки как-то советь начали, пленочкой покрываться. Мишка понял, что расколет его сейчас, или никогда.
– А где вы живете с хозяином, а? Дядь! Дядь, ты не спи! Здесь не положено!
– Внизу!
– В канализации?
– Дурак! Это вы в канализации живете! Если с нашим миром сравнивать. Нет, ты скажи, какая же все-таки несправедливость, а? За что обидели меня, в душу харкнули! За что? Унизили! Гниды! Под кого меня засунули? Уроды!
– - Дядь, а вас как зовут? А то неудобно к вам обращаться...
– Ха! Как меня зовут... Меня зовут Во... Во... Суки!
Сказал так шофер Мишке и упал небритой щекой в липкую лужицу расплескавшегося на столике пива. Потом он засопел носом с неприятным присвистом, сразу чем-то напомнив Мишке дядю Петю из шестнадцатой квартиры, который целыми днями так же сопел под почтовыми ящиками у них подъезде, срываясь только до дому к ночи. Миша подождал, пока дядя Вова ощутил заросшей щетиной неуют городской пивнушки и принялся недовольно возиться мордой по столу.
– А дяденьке Отвандилу зачем мамка моя понадобилась?
– тихонько спросил он дядю Вову в ухо.
– А? Чо? Где это мы? Ты кто?
– поднял на него страшную кудлатую голову шофер.
– Дядя Вова! Миша я! Той тетеньки из машины - сын! Вы мне ответьте честно, Овандил ваш чо, девку помоложе не мог на железке снять?
– наивно поинтересовался встревоженный Миша.
– Тебе не понять!
– мечтательно протянул дядя Вова.
– У мамки твоей есть огромная непреходящая ценность... да!
– Нет у нас ничего! Может, и было раньше, а теперь точно нет! заволновался Миша, решив, что дяденька из машины выманит мамкин телик и холодильник, как дяденька Вострецов из пятидесятой квартиры занял у нее два года назад пятьсот рублей с получки до послезавтра - и с концами! Даже не здоровается с мамкой теперь.
– Да душа у нее, злобы не знающая! Понял? Чо с твоей мамкой ни делай она всему верит и понапрасну не ропщет! Это же брильянт! Чистый, как слеза младенца! Вы даже не представляете, какая это ценность по нынешним временам!
– восхищенно зачмокал шофер.
Миша стал размышлять, что же на самом деле имеет в виду этот хитрый шоферюга. Размышления его носили, в целом, нерадостный характер. Все мужики, которые с мамкой на душевные темы раньше разговаривали, линяли, как правило, через неделю. Потом у них до получки жрать было нечего, а мамка рыдала в ванной, выбегая только к звонившему телефону. Дело принимало знакомый хреноватый оборот. "Суки! Суки голые! Причем, повсюду!" - подумал Миша словами пятиклассника Лешки Дыбы из восьмой квартиры.
– Это очень точно твой товарищ подметил!
– тут же отозвался дядя Вова.
– А что же вы такую гниду, как вы сами сказали, над собой терпите? Платят много?
– машинально спросил Миша шофера, пытавшегося разлепить смыкающиеся веки.
– Я из доверия вышел. Был такой случай. Ну... Душу я решил одну прикарманить. Я только попробовать хотел! Да шутка это была! Ты не подумай чего! Подышать только на нее хотел сбоку. Исключительно ради развития способностей к сыску, к следственным плановым мероприятиям... А Отвандил увидел, тревогу поднял. Настучал, гад. Я даже вдохнуть кусочек не успел... И надо мною, рыцарем второго ранга, прославленным магистром черной магии, демоном высшей категории и мессиром, поставили жирную тыловую крысу! С-су-у-ки-и... Сейчас он въедет на белом коне к начальству, а я еще буду вынужден описать в рапорте, как чисто он провел операцию с твоей малахольной мамашей! А кто его здесь прикрывает? Кто ему магию обеспечивает и бесперебойную связь с Верховным Жрецом? Он даже всех ходов сюда не знает! Магический занавес! Ха! Прошел бы он его без меня, как же! Да ему бы пришлось по трубе туда-сюда лазать! Как сопливому!
– По какой трубе?
– затаив дыхание, спросил Миша.
– Не имеет з-з...с...ссначения. Какое теперь может быть с...ссначение? Слушай, а чо я тебе только что говорил?
– Да что несправедливость с вами общая намечается.
– Общая? Точно?
– В самых общих чертах, - подтвердил Миша словами поварихи из садика, которая всегда с такими словами сдавала авансовый отчет бухгалтерше.
– Н-да... Несправедливость свойственна нашему жизненному укладу. В общих чертах, - задумчиво проговорил дядя Вова.
– Допивайте, дядь Вов! Видите, народ уже бутылки поджидает. Чего людей зря томить? К нам-то надолго?
– спросил Мишка, наполняя пластиковый стаканчик дяди Вовы остатками пива и водки.
– Да как сказать... Сегодня обратно двинем. Мы ведь демоны, Мишка! Нельзя нам здесь долго околачиваться. Лишнее очеловечивание ни к чему хорошему не приводит, - сказал дядя Вова, с удовольствием прихлебывая из стаканчика.
– Тоже ведь, не на каруселях кататься приехали...
– Опасаетесь кого-то, что ли?
– Да кого здесь опасаться? Нам, если хочешь знать, все наоборот свои души навяливают! Отбоя от клиентов нет! Просто, душа - товар скоропортящийся. Она хоть и в контейнере, но долго так ее держать нельзя. Надо в хранилище сегодня успеть до закрытия сдать. Кстати, и нам, Михуил, двигать пора уже. Спасибо за компанию, как у вас говорят.
– Больше, значит, не свидимся?
– спросил Миша, накидывая пальтишко.
– Вот чо ты в этом понимаешь, а?
– вдруг стал раздражаться на него дядя Вова, промахнувшись стаканчиком мимо урны.
– Придется еще разок приползти... Наверное... Через два полнолуния. Сделку закреплять. Если мамка твоя хоть что-то в залог взять у Отвандила догадается. Да куда ей! Может, что и не свидимся. Уж напарничек-то мой проявит сейчас себя во всем блеске обозного гарнизона! Его только по таким несуразным бабенкам посылать! Интересно, догадается твоя мать что-нибудь в залог стянуть? Нет, наверно... Жаль. Твою мать!
– Ни чо у меня мамка никогда ни у кого не брала, - с горечью сказал Мишка.
– А я и говорю, что дура! Нет, не по мне все же такие вот паскудные дела! А какими я раньше делами ворочал! Какие балы закатывал! Не в Мухосранске гребаном, в столицах!
– расхвастался дядя Вова.
Мишка захотел попросить его чем-нибудь помочь его глупой мамке, но шофер уже напялил свой картуз и поплелся к выходу.
Петрова на заднем сидении сидела какая-то вся раскрасневшаяся. И Мишка понял, что этому зажравшемуся хмырю она уже отдала не то что душу, а вообще все, что только может отдать женщина.