Сказка о двух розах
Шрифт:
И тут-то в первый раз в сердце желтой розы зашевелилось дурное чувство. При виде того, как все цветы в саду повернули к ней свои головки и, шушукаясь, стали ее оглядывать, в ней проснулось безграничное тщеславие и, окинув всех гордым взглядом, она подумала про себя; «Что значите вы все в сравнении со мной!» Правда, ее самоуверенность скоро поубавилась, когда она достигла середины площадки и получила там своё место. Все чайные розы с любопытством глядели на новую соседку, и ей казалось, будто все эти взгляды пронзают ее насквозь. При этом со всех сторон раздавалось
— Еще новенькая…разве у нас так много места? — Как же! У нас и без того уже нельзя повернуться… — Хотела бы я только знать, что воображает себя наша барыня. — Видно мы для нее недостаточно хороши — хи-хи-хи. — А вы уже видели новенькую?
— Да, так себе, недурна.
Желтая роза, стоявшая до сих пор с опущенными глазами, сделала теперь низкий реверанс и затем подняла свою пылающую от смущения головку.
Тут она заметила по соседству несколько роз постарше, которые кивнули ей головой с ласково-снисходительным видом. Хороши были эти старшие розы — этого никто не мог бы отрицать — да и все розы, в общество которых она попала, были прекрасны. И вдруг желтой розе стало ясно, что она уже не единственная в своем роде, как прежде, что теперь она лишь одна из многих, равных ей по происхождению.
Но что придавало розам особенно величественный вид — так это маленькие изящные дощечки, привязанные у каждой на шее. На этих дощечках было обозначено название розы, ее вид и место происхождения.
И какие удивительные вещи можно было прочитать на этих дощечках: судя по ним, тут были розы, происходившие из Китая, розы из Японии, из Ост-Индии, одна даже была родом с острова Бурбона. Да, общество, в которое попала наша желтая роза, было действительно очень знатное.
Но вот явился садовник с дощечкой, предназначенной для желтой розы и, пока он привешивал ее, всеобщее перешептывание совершенно смолкло.
Но едва только садовник ушел, как шум возобновился с еще большей силой. Только теперь голоса звучали уже совсем иначе — насмешливо и пренебрежительно. Что новая роза, как гласила надпись на дощечке, была настоящая чистокровная роза — это, конечно, не подлежало теперь сомнению, но ведь в этом и раньше никто не сомневался, — иначе она бы и не попала на площадку. Важно было то, откуда желтая роза родом, а на дощечке значилось: «Местного происхождения». Можно себе представить, что почувствовали при этом открытии розы из Китая, Японии, Ост-Индии и с острова Бурбона. «Подумайте только, она ведь здешняя, просто-напросто здешняя уроженка!» — раздавался со всех сторон громкий шепот.
Одна из горделивых роз почтенного возраста с видом сострадания наклонилась к вновь прибывшей и сказала:
— Ах, вы, бедное дитя! Как безрадостно, должно быть, протекла ваша юность! У вас, наверное, совсем не было подруг?
— О, нет! — поспешила возразить желтая роза. — У меня была одна подруга — белая роза, с которой мы вместе росли и воспитывались.
Но тут старшая роза сделала пренебрежительное движение и почти с испугом проговорила:
— Как, милое дитя, вы были дружны с белой розой?
И это прозвучало так, словно она хотела сказать:
— Не говорите так громко об этом, вы себя компрометируете.
А другая роза сделала вид, будто нехорошо расслышала и громко заметила:
— Вы были дружны с белой розой? Неужели? Ваша подруга в самом деле была белая?
Тут бедная желтая роза смутилась еще больше. Кругом все розы, пересмеиваясь, повторяли: «Она дружила с белой розой»; она никак не могла понять, что тут собственно было дурного.
Между тем первая роза снова обратилась к ней и сказала:
— Милое дитя, этого я положительно не могу представить себе. Белая роза… да ведь это совсем неподходящее для вас общество.
При этих словах желтая роза почувствовала себя совершенно униженной: очевидно, она до сих пор не имела никакого представления о правилах высшего света. Она смутилась окончательно и робко заметила:
— Ну, да, конечно… Я, признаться, несколько преувеличивала, говоря, что мы были дружны…
— Я так и полагала, — ответила на это первая роза. — Эта особа, наверное, навязывалась вам, а вы по своей доброте не решались оттолкнуть ее.
И желтая роза, увидев устремленные на нее со всех сторон любопытные взгляды, окончательно упала духом и тихо проговорила:
— Ну, да, конечно, так оно и было.
Но едва только у нее вырвались эти слова, как она почувствовала, что поступила очень дурно. Она вспомнила о бедной белой розе, которую постигла такая печальная участь, и молча склонила головку.
Между тем белая роза на руках у бедного сапожника продолжала свой путь в город, и ее горе, вначале такое бурное, мало-помалу перешло в безмолвное отчаянье.
По мере того, как они все дальше продвигались по улицам города, а жара и духота в них становились все сильнее, головка розы склонялась все ниже, а мальчик, заметив это, сказал сестренке:
Ах, посмотри на нашу бедную розу! Какой у нее усталый вид, ей, наверное, слишком жарко.
На что девочка ответила:
— У нее, наверное, сильная жажда. Как только мы придем домой, я дам ей напиться.
Тут дети подложили свои ручонки под головку розы, чтобы поддержать ее, и потом всю дорогу чередовались так, что ее поддерживал то мальчик, то девочка.
Белая роза принимала эти услуги так же равнодушно, как и все, что теперь происходило с ней. Она даже закрыла глаза, не смотрела на детей и не благодарила их.
Наконец, когда уже совсем стемнело, они прибыли туда, где жил бедный сапожник. Тут белая роза открыла глаза и оглянулась. Улица была очень красивая, а дом, куда они вошли, имел даже очень величественный вид, но… войдя в дом и закрыв за собой дверь, дети не стали подниматься по роскошной лестнице, а, открыв с левой стороны стеклянную дверь, стали спускаться по ступенькам вниз. И вдруг бедной розе стало ясно, что отныне ей предстоит жить в подвальном помещении. Так оно и было в самом деле, бедный сапожник исполнял обязанности швейцара в большом доме.