Сказка о голубом бизоне
Шрифт:
Стемнело. Он вытащил лодку и начал разыскивать хворост для костра. Небо позеленело, и только нежное розовое сияние указывало над потемневшим лесом солнечный след.
«Был ли там домик или ему только лишь показалось?» Ответ на этот вопрос придется отложить до утра. Уйдя от берега, Художник не боялся заблудиться, потому что от реки дул ласковый теплый ветерок. Художник шёл, разыскивая ветки для костра, и не заметил как подошел к необыкновенной полянке, заросшей высокой душистой травой. Над закрывающимся на ночь цветком порхала бабочка. Должно быть она упрашивала цветок.
– Ах, пожалуйста, не закрывайтесь. Я не успела поужинать. Умоляю
А цветок, возможно, ей строго отвечал:
– Я закрываюсь в назначенный час. Такой порядок. Я приму вас завтра первой с утра.
У цветов, конечно, свои заботы. Им, к примеру, нужно закрыться на ночь, привести в порядок себя, чтобы с утра поражать всех свежестью и красотой.
«Интересно попасть в их мир», – подумал Художник, – проникнуть в жизнь бабочек и цветов. Услышать их тайные разговоры, понять язык, купаться в ароматах, а для того стать маленькими, как они. Тогда бы прямо здесь, пожалуй, начались бы удивительные приключения. И можно было бы переночевать под лопухом, похожим на крышу пагоды. А если стать еще меньше, самым маленьким, то можно повидать, не сходя с места, немало чудес.
И ему очень захотелось побывать в волшебной стране. Вокруг него всё действительно походило на сказку, и голубая шелковистая трава, и домик с высокой сказочной крышей, то ли действительно показавшийся, то ли померещившийся ему.
Едва успел он об этом подумать, как трава по сторонам начала расти. Вот она сделалась уже ему по пояс и всё росла выше и выше. Травинки выстроились по сторонам, точно зеленые стволы, верхушки их уходили ввысь и, чтобы увидеть их, приходилось задирать голову. Но почему трава выросла? И тут Художнику пришла в голову мысль, что не трава растёт, а он уменьшился. Наверное, и впрямь он оказался на полянке желаний, где все желания сбываются. И он закричал, что было мочи: «Хочу стать самым-самым маленьким, побывать в сказочной волшебной стране и в понедельник вернуться обратно».
Услышала ли теперь его желание полянка? Ведь голос его сделался очень тонким, пожалуй, потоньше, чем у комара? Но не всегда ведь обязательно громко кричать, чтобы тебя услышали. И громкий крик – не самый убедительный, когда речь идёт о желании. Да, и волшебные желания не обязательно повторять вслух, достаточно подумать о них.
Художник становился всё меньше и меньше. Земля, казавшаяся прежде твердой и ровной, состояла теперь из отдельных комков. Между ними зияли огромные дыры. Вдруг стало темно, как в непроходимом лесу. А ветерок, прежде слабый и ласковый, задул с непреодолимой силой. Он подхватил Художника и понёс.
На краю Мира
Долго ли, коротко ли он летел? В темноте трудно разобраться во времени. Темнота была, как говорится, хоть глаз выколи. Иногда вдруг снизу тянуло сыростью, и Художник, догадывался, что летит над водой, иногда до него доносились ароматы хвои, трав, сладкий запах дымков. Воздух вокруг был насыщен электричеством и всё время потрескивало, а порой появлялись искры и раздавался треск, словно рвали крепкое полотно.
Внезапно разом посерело вокруг. Он влетел в рассвет и стало видно далеко по сторонам. Внизу проносилась необыкновенная страна. Он пролетал над городом.
Взбегали на горбатый пригорок невысокие дома и теснились к площади. На круглой центральной площади еще горели ночные фонари. В домах растворялись окна, и жители выглядывали и здоровались. А на деревьях под окнами висели вниз головой разноцветные попугаи, и они кивали и здоровались. Художнику
Из города выбегала красная дорога, петляя между холмов. Там, где она кончалась, стоял полосатый шлагбаум. На каменной площадке расставлены были пушки из красной меди, а рядом маршировали солдаты в малиновых мундирах и ими командовал усатый капрал. Он сам был одет в оранжевый мундир, в сапоги с отворотами, и длинная сабля волочилась за ним по земле.
За городом начинался разноцветный лес, напоминавший с виду морскую траву. Чуть в стороне виднелись огромные мастерские, а дальше шли холмы, пустые и голые. Полупрозрачные они тянулись очень далеко, точно из целого моря приготовили желе. А может были они из студня или киселя, как в сказке: молочные реки, кисельные берега.
Холмы дрожали и колебались и походили ещё и на огромных медуз. Опустишься вниз, и они обожгут тебя. Или, может, они ледяные, или из цельного стекла, и тогда о них можно ушибиться.
Художник летел очень быстро. Он чувствовал себя пушинкой, невесомым, и то взмывал, то опускался, и это было необычно. Он даже присвистнул от удивления. Однако свиста не услышал, будто летел в пустоте.
«Неужели, – подумал он, – я провалился сквозь землю и уже лечу в космосе?»
Впереди, среди пустынных холмов зажглись цветные шары. Они сияли разным цветом – фиолетовым, синим до голубизны, желто-красным, какой бывает восходящая над морем Луна цвета раскаленного железа. И стало видно, что впереди, за холмами – такой же город. Он даже подумал, что перед ним огромное зеркало. Нет, это было не зеркало, иначе он бы увидел в нём себя. Впереди тоже стояли пушки и возле них маршировали солдаты. Ими командовал усатый капрал в зеленом мундире, а солдаты были в синем и маршировали: не «левой, левой», а «правой, правой» и отдавали честь левой рукой.
Приглядевшись, Художник понял, что это другая страна, очень похожая на ту, что он только что пролетел, и всё же иная. Например, дома здесь были недостроены, словно не хватило материала или их строили впопыхах. Только разглядывать ему её было некогда, потому что он начал снижаться.
Под Художником проносились одинаковые восковые холмы, словно спины белых слонов. Чего доброго опустишься, и они тебя растопчут.
Он нёсся так, что захватывало дух. Вот он уже коснулся холмов и заскользил по ним, точно они были покрыты льдом или отлакированы. И в то же время они оставались мягкими, колыхались и ворочались под ним.
Он чувствовал себя словно конькобежец, разогнавшийся на катке, или как на водных лыжах скользил за катером. Но вдруг блестящая, скользкая поверхность закончилась, впереди была рыжая полоса. Художник взмахнул руками, как конькобежец, вылетевший со льда на асфальт, и покатился кубарем.
Человек-капелька
Придя в себя, Художник ощупал руки и ноги: целы ли? И с любопытством огляделся. Прямо перед ним светился огромный мерцающий шар. Его свечение то тускнело, то разгоралось. Внезапно шар лопнул, и из него вылетело что-то мохнатое искрящееся, с виду похожее на шмеля. Но это был необыкновенный шмель – мохнатый от искорок, сверкающий. Он взвился вверх, полетел по дуге, больно толкнул Художника и даже сшиб его с ног. Когда Художник поднялся, шмеля не было. Вокруг простирались унылые голые холмы.