Сказка о хитром жреце и глупом короле
Шрифт:
— Угу, — ответил Нимрихиль, откусывая хлеб. — Ах, да, чуть не забыл: Амети, я тут видел людей с этим, как его… Забыл. Ну, в общем с вашей местной лютней. Поди попроси у них инструмент на вечер, пока я буду жарить мясо. Можешь даже дать им денег.
И Нимрихиль всыпал в руку Амети горсть серебра.
— А зачем тебе?
Арундэль вздохнул:
— Слушайся его, Амети. Когда он в таком состоянии, вопросы задавать бесполезно.
Естественно, Амети удалось выпросить инструмент на вечер безо всяких денег: серебро отправилось в его собственный кошелек. Когда он
— Мы уже поели, теперь твоя очередь.
Пока Амети ужинал, Альвион, ворча на южан, у которых даже струнные лады не такие, как у нормальных людей, перестраивал «лютню», чей корпус с выпуклой спинкой плавно расширялся книзу, а три отверстия в медово-желтой деке были забраны ажурными деревянными розетками.
Наконец, он сел поудобнее и провел рукой по струнам. Амети перестал жевать и навострил уши: лютня и в самом деле звучала иначе, чем он привык слышать с детства. Пальцы Альвиона запорхали по ладам и струнам; полилась странная, чужая, но красивая и нежная мелодия, похожая на голос ручейка. Неожиданно Альвион оборвал игру:
— Да, звучит немного непривычно, но это не страшно…
Он еще немного поколдовал с колками, потом сел поудобнее и сказал:
— Готовы ли вы внимать мне? Заранее прошу прощения за голос и все остальное, однако смею вас заверить, что это единственный путь к исполнению наших планов…
— Тебе не за что извиняться, — ответил Арундэль. — Начинай.
Нимрихиль прикоснулся к струнам и, склонив голову к плечу, запел по-харадски:
Прохладу уст ее, жемчужин светлый ряд,Овеял диких трав и меда аромат —Так ночь весенняя порой благоухает,Когда на небесах узоры звезд горят…Голос у него оказался хотя и громкий, но довольно приятный. Когда песня закончилась, Амети изумленно спросил:
— Я никогда не слышал этой песни. Откуда ты ее знаешь?
— Ее сочинил один мой друг, — ответил Альвион и снова заиграл. На сей раз это была известная песня про потерянного верблюда. Потом — про «игристое вино». После нее Альвион прервался и, сказав «Ах да, как же я мог забыть!», отпил вина, налитого в чашу. Потом снова заиграл — уже не песню, а просто мелодию. Амети слушал как завороженный: временами слух его улавливал знакомые с детства мотивы, переплетенные с музыкой, которой жрец не знал названия. Больше всего она походила на тот напиток, который Нимрихиль хранил в серебряной фляжке.
Следопыт играл довольно долго. Потом, снова пригубив вина, запел боевую песню. Амети насторожился — песня была на языке юга, но в ней неуловимо звенело чеканное серебро языка Морского Народа:
Я из племени сильных, из ветви с горячею кровью…
И неожиданно из темноты Альвиону ответил чей-то голос:
И звезда моя блещет, на стражу придя к изголовью.
Альвион поспешно отложил инструмент и вскочил на ноги:
— Ну наконец-то! Я уже все пальцы стер о струны! — и следопыт раскрыл объятия навстречу пришельцу. — Привет, Кузнец!
— Suilad, Haldar! — поздоровался, поднявшись на ноги, Арундэль.
— Да ты совсем не удивился! — воскликнул с улыбкой следопыт, обращаясь к Арундэлю.
— Я догадался, когда ты запел «Прохладу уст», — ответил Арундэль Нимрихилю и тоже обнял пришельца. — Здравствуй. Страшно рад видеть тебя живым и здоровым.
— А уж я-то как рад видеть вас в целости и сохранности! — ответил пришелец, в свою очередь обнимая нумэнорцев. — Здравствуйте, братья!
Амети изумленно глазел на ночного гостя: сверху на нем была серая джубба, между полами которой, однако, проглядывало роскошное, красное с золотой вышивкой, одеяние. Пришелец опустил свой черно-белый шэл на плечи, и в свете костра Амети ясно разглядел точеные черты его смуглого темноглазого лица. Пришелец был ростом с Альвиона, ниже Арундэля.
Амети никак не мог понять, почему гордые нумэнорцы рады этому южанину как родному брату. Но когда все трое сели к огню, заговорив на языке Морского Народа, жреца вдруг осенило: третий тоже был нумэнорец, тот самый, которого так долго и безуспешно разыскивал Дхарин, рубя головы направо и налево, умбарский резидент в Дальнем Хараде, колдун из Морского Народа.
Пока пораженный Амети приходил в себя, про него вспомнил следопыт:
— А это наш третий, — обратился он к гостю на языке харадрим, — который сто монет за голову, жрец Храма Скарабея. Его зовут Амети. Без него бы ничего не вышло.
Гость вежливо склонил голову:
— Да осенит тебя благодать Златого! Спаситель моих друзей — мой друг, а благодарность моя да не сякнет, как вино благородной лозы.
Амети зарделся, как девица:
— Радость встречи для твоего ничтожного слуги — как восход Солнца.
Только гость собрался продолжить обмен любезностями, как вмешался Нимрихиль:
— Слушай, Амети, не отнесешь ли ты лютню хозяевам? Посиди там и развлекись с народом, а мы пока побеседуем.
Амети безропотно встал, взял лютню и отправился к костру, мерцавшему в отдалении ниже по склону. Халдар изумленно смотрел ему вслед:
— Поразительно! Ты и в самом деле настолько доверяешь ему?
Альвион пожал плечами, разливая из бурдюка вино по простым глиняным чашам:
— Так получилось. Амети не раз мог предать нас с величайшей выгодой для себя. И не сделал этого. Я думаю, мы можем доверять ему.
— Я понимаю. Как я только не ломал голову, пытаясь понять, чего может быть общего между вами и жрецом Скарабея… Где ты его взял, рыжий? Или нет, расскажите мне все с самого начала. За каким рухом Арундэля понесло в Харад?
— Я ехал на встречу с твоим связным.
Халдар нахмурился:
— Но я никого не посылал, это было слишком опасно.
Арундэль кивнул:
— Понятно. Значит, это была ловушка. Я подозревал, но мы очень беспокоились за тебя, а мальчик-посланец не лгал… Должно быть, его обманули. Теперь Дхарин точно знает, что где-то у него сидит человек из Умбара.