Сказка о любви, XXII век
Шрифт:
– Им видней.
– Кому - им?
– не отставал Кронин.
– Тем, кто финишные дорожки распределяет.
– В глазах Клима замерцали озорные огоньки.
– Как это говорится в известной присказке? Жираф большой, ему видней! Может быть, мы, грешные, сами того не подозревая, сделали какое-нибудь великое открытие? Бывает ведь! Сделали, да по своему невежеству не сообразили, что к чему. А те, кто повыше, кому видней, сообразили. Приземляемся в Байконуре, а там уже стоит новый памятник экипажу "Торнадо". В мраморе!
– Старомодно, - поморщился Алексей.
– Ну из векита! Из этого вечного материала, для которого не только тысячи, но и десятки тысяч лет нипочем. Этот памятник у меня перед глазами как живой! В той мере, конечно, в какой это позволительно памятникам. Иван, естественно, стоит во весь свой рост, развернув плечи, и, приставив козырьком ко лбу свою всесокрушительную длань, прозорливо смотрит в бесконечные дали Вселенной. Я сижу у его ног в скромной позе роденовского мыслителя. Ведь должен быть в героическом экипаже хоть один мыслитель, верно? Ну, а Алексей вальяжно возлегает у наших ног. Спит. Воодушевленно спит! Как это делает подавляющее большинство представителей его профессии в благополучном рейде в преддверии великих космографических открытий.
– По-моему, ты повторяешься, - подозрительно констатировал инженер, - а? По-моему, я когда-то уже слышал от тебя о таком памятнике! Ну да ладно. Скажи мне, роденовский мыслитель, а ты не догадался просто и безыскусно запросить у диспетчера, почему это нас вдруг удостоили ноль-второй трассой?
– Догадался, Алешенька, только запрашивать не стал. Видишь ли, старший диспетчер, живой человек из плоти и крови, выходит на связь только в первые пять минут каждого получаса, а все остальное время на связи - робот, который повторит тебе команду, только и всего. Так что, - штурман демонстративно посмотрел на часы, - придется потерпеть.
– По аварийному каналу на старшего диспетчера можно выйти в любое время, - возразил Кронин.
– А разве у нас случилась авария?
– Правила для того и создаются, чтобы их время от времени нарушали.
Клим засмеялся:
– Если нельзя, но очень хочется, то все-таки можно? Думаешь, мне не хочется узнать, почему это нас вдруг принимают с таким почетом? Хочется, да реноме "Торнадо" не позволяет! Будь у нас стажер на борту, другое дело: можно было бы сослаться на его неопытность. Впрочем, если командир того пожелает, я готов слегка запятнать свою репутацию, но удовлетворить любопытство.
И Клим, да и Алексей не были уверены, слышит ли их полушутливую пикировку командир. Оказывается, слышал, во всяком случае, следил за смысловой нитью их разговора, потому что ответил почти без паузы:
– Думаю, что дело не в нас.
– Как это, не в нас?
– не понял штурман.
– Не в том, что мы в чем-то проштрафились или прославились, - пояснил Лобов.
– Просто случилось что-то, понимаете?
– Случилось?
– Случилось, - упрямо повторил Лобов.
– Не с нами, а вообще, понимаете? Случилось что-то, требующее нашего срочного прибытия на Землю. Вот нас и пустили прямо на Байконур, минуя центральную лунную базу.
Переглянувшись со штурманом, Кронин возразил:
– Случись нечто чрезвычайное, нас бы предупредили.
– И правда, Иван, - поддержал его Клим.
– Игры втемную у нас не приняты. Если даже допустить...
Штурман на полуслове прикусил язык, потому что мысленно допустил. И допущение это получилось вполне однозначным, потому что оно на протяжении всего этого рейда было своего рода притчей во языцех экипажа "Торнадо". Ведь если что-то случилось с "Денеболой", а не дай Бог, и с Леной Зим, то Ивана конечно же постараются уберечь от всякого рода еще неопределенных, но тревожных вестей. А "Торнадо" пустят прямой дорогой на Байконур! Только так и не иначе. Клим перехватил взгляд Кронина и понял, что и Алексея, несмотря на весь его скептицизм относительно суеверий, беспокоят точно такие же догадки. А про Ивана и говорить нечего! Достаточно взглянуть на его подчеркнуто спокойное, каменное лицо, чтобы догадаться, - сразу же, как только кораблю дали "почетную" трассу, Иван начал тревожиться за судьбу "Денеболы". Мысль Клима Ждана заметалась, точно бабочка при виде птицы: ему хотелось сразу же и ободрить Ивана, и собственные сомнения развеять, да и вообще как-то разобраться с этой свалившейся на их головы ноль-второй трассой.
– Послушайте, - рассудительно проговорил инженер, - ведь мы думаем об одном и том же, не так ли?
Лобов промолчал, а Клим ограничился нетерпеливым междометием:
– Ну?
– Плохая правда - лучше хорошей неизвестности.
– Алексей помолчал и пояснил свою мысль: - Если что-то случилось, я хочу сказать, если действительно случилось нечто серьезное, то об этом должно было быть передано циркулярное сообщение. Верно?
– Допустим.
– Мы этого сообщения не получили. Следовательно, либо этого сообщения не было вообще, либо оно передавалось, когда мы проходили этап гиперсветового торможения, а поэтому не имели внешней связи. Погоди, Клим, не перебивай, дай мне закончить мысль. Будь это сообщение чрезвычайной важности, его бы повторяли непрерывно - до всеобщего подтверждения. Но если это циркуляр средней, так сказать, важности, то повторять его могут, скажем, в начале каждого часа, а то и еще реже. Но...
– Но запросить этот циркуляр можно в любое время!
– перебил штурман и, поднявшись на ноги, перевел взгляд на Ивана. Именно штурман следил за циркулярными сообщениями, а поэтому Клим чувствовал себя хозяином положения и ждал лишь формального согласия командира.
– Что ж, - решил Лобов после легкой паузы, - запросим циркуляр.
– Если только он был, - уточнил Кронин.
– Да, если он был, - покорно согласился Лобов.
Циркуляр был! И через несколько секунд экипаж "Торнадо", волнуясь каждый по-своему, прослушал его. Циркуляр уведомлял, что сегодня, ровно в тринадцать часов по мировому времени, боевые действия в Даль-Гее прекратились. Прекратилась гражданская война, продолжавшаяся около десяти лет! Объявлено перемирие. Согласительный далийский комитет обратился к Земле с просьбой об установлении нормальных дипломатических отношений. Далийские космические базы объявлялись открытыми и готовыми к приему земных гиперсветовых кораблей.
3
Снегин пришел на встречу изрядно проголодавшимся. Он отдал должное сандвичам, а потом принялся за виноград, заедая его фисташками и уверяя, что они удивительно гармонируют друг с другом. Лобов молча потягивал через соломинку полюбившийся ему темный, почти черный, словно кровь дракона, тоник, оттягивая начало разговора по существу. Медлил, как перед прыжком в ледяную воду, когда наперед знаешь, что прыгать придется, и все-таки медлишь! Да и Снегин медлил, догадываясь конечно же что командир "Торнадо" вовсе не случайно пригласил его на конфиденциальную встречу сразу же после возвращения на Землю. Догадывался он и о том, что последует некое рискованное предложение, отказать Ивану в котором будет трудно и согласиться на которое, скорее всего, будет еще труднее. И тем не менее Снегин чувствовал себя, разумеется, гораздо свободнее: одно дело просить, другое дело выслушивать просьбы, одно дело предлагать и совсем другое решать, достойно ли внимания и претворения в жизнь это предложение. Именно поэтому Снегин в конце концов пожалел маявшегося в непривычной для него дипломатической миссии Ивана и подставился.
– Ты не забыл, что в Даль-Гее по-прежнему не в моде лучевое оружие?
– И видя, что Лобов не понимает его, провел кончиками пальцев по своей щеке и шее.
– Вот ты о чем.
– Иван машинально повторил движение товарища, задержав пальцы на свежем и, видимо, еще болезненном рубце.
– Об этом. В Даль-Гее и теперь царствует пулевое оружие. И некоронованный король его - крупнокалиберный автоматический пистолет.
– Снегин помолчал и счел нужным пояснить: Лучевое оружие альтернативно, снижая мощность излучения, можно не только убить, но и отхлестать, а то и просто напугать.