Сказка о принце. Книга первая

Чинючина Алина

Наследным принцам полагается быть невероятно красивыми. Наследные принцы должны быть очень галантными и почему-то писать стихи. И именно наследным принцам почти предписывается время от времени увлекаться молоденькими фрейлинами или горничными, чтобы потом, когда придет пора жениться на Золушке, не ударить в грязь лицом перед невестой.

Порой Патрик от души проклинал этот обычай. И внешность свою иногда проклинал тоже; какой насмешкой казалась эта неведомо зачем доставшаяся ему красота, от которой у окружавших его девиц порой перехватывало дыхание. В нем видят лишь лицо – и титул, а то, что скрывается за этим блестящим фасадом, никому не интересно. Одна лишь Изабель могла понять это…

Не проходило и недели, чтобы Патрик

не находил исписанные косыми девичьими строчками листы, вышитые платки, цветы, обвязанные лентами. Со всеми девушками держался он одинаково легко и шутливо, с ласковой беспечностью, но чего ему это стоило! И лишь оставаясь один или в обществе Яна Дейка, принц отводил душу, яростно ругаясь или горько сетуя на жизнь. Ян – даром, что в тени друга, а успех у молодых барышень имел едва ли не больший, чем Патрик - относился к этому проще и спокойнее и лишь пожимал плечами в ответ на проклятия принца.

А с недавних пор прибавилось еще одно наказание – откровенные взгляды герцогини фон Тьерри, подданной Элалии, прибывшей к ним в свите посольства короля Йорека. Она знала пять языков и говорила на них почти без акцента, прилично разбиралась в живописи и в архитектуре, с ней можно было спорить и доказывать – как с мужчиной, с равным, без скидок на женские глупости. Патрик уважал и ценил рыжеволосую гостью за острый ум, за начитанность и образованность, но – не более. А вот красивая, тонкая сорокалетняя Анна фон Тьерри, совершенно очевидно, удостоила вниманием молодого принца. Она не пропускала ни одной вечеринки, сопровождала принца на охоте, спускалась в «детский сад» вечерами – и если слова ее были вполне невинны и полны достоинства, то взгляды, взгляды…

Нельзя сказать, чтобы его высочество был совсем уж святым. Будучи молодым и здоровым, уже не мальчиком, а мужчиной, он позволял себе многое – но лишь с теми, кто по положению своему не мог претендовать ни на что большее. Ходили слухи, что при дворце обретаются девицы, специально для этой цели подобранные королем в свиту. Ни одна из фрейлин не могла похвастаться его вниманием – именно таким вниманием. Поклоны, комплименты, прогулки и танцы – но не более. К частым признаниям и посланиям девушек принц относился как к щебету птиц за окном – и даже не потому, что не верил им. Верил, наверное, как не верить… Но ответить взаимностью смог бы лишь, когда в душе родилось большое чувство. А пока нет его – будут лишь внешние знаки внимания. Для серьезных и откровенных бесед у него есть сестра… и кому-то нужно будет очень постараться, чтобы занять ее место.

После первой своей полудетской влюбленности в отцовскую горничную в четырнадцать лет Патрик не мог назвать ни одного имени, которое заставило бы его трепетать и не спать ночами. Короткие, мимолетные увлечения – и ничего большее. А потом появилась – она… ее высочество принцесса Эвелина; даже брак в интересах государства может обернуться счастьем, если в глазах избранницы видишь улыбку и тепло.

Патрик понимал, конечно, что положение накладывает на него определенные обязательства. Династические браки не всегда бывают удачными; и трижды счастлив будет тот правитель, кому повезет найти в предназначенной ему невесте – друга, любимую, единственную. И когда год назад, во время визита в Залесье черноволосая девушка взглянула на него серьезно и слегка надменно, он и не заметил одобрительной улыбки на лице отца. Просто понял, что перед ним стоит его счастье. А то, что ее высочество Эвелина Залесская – выгодная партия, узнал уже потом. Судьба оказалась благосклонна к ним – это ли не чудо? И пусть помолвка станет возможной лишь после совершеннолетия, пусть видеться часто им не удастся – неважно. Полная достоинства, даже чуть высокомерная Эвелина смотрела на него иначе, чем на других, и в глазах ее вспыхивали искорки…

А он боялся даже коснуться ее руки; он, легко и непринужденно выдававший девушкам комплименты и стихи, не мог даже признаться, что

влюблен; он дышать на нее не смел, и если бы только она захотела – достал бы, наверное, луну с неба. Чего же еще желать от жизни?

За целый год - время то тянулось томительными минутами без нее, то летело часами, когда выпадало счастье быть рядом, дышать одним воздухом, говорить с ней – Патрик и Эвелина виделись едва ли несколько раз. Впрочем, какая разница – ведь у них будет еще время узнать друг друга… после свадьбы весь мир будет принадлежать только им двоим…

Исчерканные горячими любовными признаниями в стихах листки, безжалостно скомканные и выброшенные в корзину, подбирали украдкой горничные. Сколько молодых оболтусов посвящало их потом своим любимым, никто не считал.

Жизнь кружилась на кончике пера и на острие клинка, летела бок о бок с горячим конем на охоте, сверкала и искрилась брызгами вина на летнем закате. Скоро, совсем скоро он будет счастлив.

Где было Патрику заметить другие глаза, устремленные на него с тоской и отчаянной надеждой…

* * *

Королевские фрейлины совсем не обязаны были находиться при особах Ее Величества и ее высочества безвылазно. Девушки, имеющие родственников или родителей в столице, имели право на ночь покинуть дворец. Вот только пользоваться такой возможностью фрейлины из свиты принцессы Изабель не спешили.

В самом деле, куда как интереснее до рассвета болтать и смеяться в просторной спальне, чем выслушивать скучные нравоучения бабушек или тетушек. Весело ли – чинно вышивать вечерами, как подобает приличной девице из хорошей семьи, в то время как там – смех, прогулки верхом, флирт или балы. Кому захочется коротать вечера в обществе родителей, если семнадцать лет, летние долгие закаты, прогулки парами; и пусть строгий дворцовый этикет не допускает откровенных слов, но откровенные взгляды в уставе не упомянуты, а значит – разрешены. Грудной, заливистый смех, галантные комплименты и букеты уж всяко лучше, чем одинокие вечера в своей спальне или возня с детьми, пусть даже горячо любимыми племянниками.

Случалось, Вета уставала от суеты и многолюдья придворной жизни. Дворцовые правила требовали, чтобы фрейлины находились при августейших особах с раннего утра и до позднего вечера, а балы во дворце заканчивались далеко за полночь. Денежного довольствия девушкам не полагалось, и тем, кто не имел в столице родных, приходилось порой нелегко. Наряды, ароматическая вода и украшения требуют средств, а среди фрейлин были как очень богатые, так и откровенно бедные. Слава Богу, Вета не относилась ко вторым. Но и к категории первых ее причислить можно было с большой натяжкой.

Отец Веты - обер-камергер Карел Радич - был человеком строгим и бескомпромиссным. Злые языки поговаривали, что из-за этой прямолинейности и не задалась его когда-то стремительно начинавшаяся карьера. Графу повезло хотя бы в том, что у него не было вороха дочерей на выданье, как у того же виконта Дейка. Но у него был сын. И в этом, как говорили те же злые языки, графу не повезло вдвойне.

Брата Йозефа Вета помнила не так чтобы очень хорошо. Старше ее на семь лет, Йозеф уехал в кадетский корпус, когда Вета была еще совсем маленькой. И потом приезжал домой лишь на недолгое время отпуска, и она не успевала привыкнуть к выходкам долговязого и язвительного мальчишки, который шутки ради мог дернуть за косу, подкинуть в карман лягушку, толкнуть в грязь. Йозеф рос на удивление злым и скрытным; мог нагрубить исподтишка – и обернуть дело так, что виноватой оказывалась сестра; мог орать на дворню и раздавать затрещины – а в присутствии матери, всегда безукоризненно вежливой со слугами, выглядеть воспитанным и добрым; мог втихомолку нашептывать гадости, улыбаясь при этом очаровательной улыбкой. Прямолинейная - в отца - Вета такого понять и принять не могла, и отношения ее с братом были далеки от идеальных.