Сказка о старом колдуне
Шрифт:
А Ойген Карлович спокойно стоит, молчит, не отвечает. Достал из кармашка какую-то маленькую коробочку на вроде табакерки, крышечку с неё снял, да пальцем вовнутрь её наминать стал, как будто что там утрамбовывает. Ну а люди кои мимо них проходили, видят такое дело, остановились чуть поодаль, и давай глазеть-смотреть, что дальше будет. Уж очень им интересно стало, чем всё закончится.
Ну а хлыщ поорал так, покричал минуту-другую, повозмущался, но ударить Ойгена Карловича всё же не посмел. Может, струсил, а может взгляд у старика ему тяжёлым показался, но только спустя буквально ещё секунду он как-то вдруг быстро затих, весь скукожился, будто в росте убавил, лицом осунулся, и полегоньку дальше пошагал. Но уже не такой бодрой, как раньше походкой, а согнувшись в три погибели, сильно прихрамывая, притом изрядно опираясь на трость, которой только что тут так бравировал.
Враз переменился хлыщ, а Ойген Карлович, как ни в чём небывало закрыл эту свою коробочку-табакерку, в карман её убрал, чинно поклонился, всем кто за этим наблюдал и, хитро ухмыльнувшись, пошёл по своим делам. А люди стоят глазами хлопают, и поверить в такие перемены не могут, старик за считанные минуты из хлыща забияки сделал немощного инвалида, заколдовал наглеца-негодяя. Но едва Ойген Карлович скрылся за поворотом, как все тут же бросились врассыпную. А уже на следующее утро вся слобода была полна слухами об этом происшествии. Пожалуй, только глухой ещё не слышал о заграничном хлыще-моднике, который вмиг превратился в развалину.
Ну, слухи слухами, а ведь иноземному гостю и вправду очень худо стало. Все самые лучшие доктора к нему сбежались. Диагнозы ставят, хлопочут вокруг, а понять ничего не могут, почему это молодой и цветущий юноша в одночасье здоровье потерял. И каких только болезней у него не нашли, и бронхит, и рахит, и артрит и даже детскую золотуху. День его лечат, второй, а вылечить не могут. И те огромные деньжищи, которые хлыщ докторам заплатил, не помогают ему оклематься. Ну не поддаются лечению его заболевания и всё тут. А отчаянные старания докторов впустую тратятся.
– Да уж… – говорят они, – без колдовства здесь явно не обошлось… – и только головой кивают. Ну, тётушка дожидаться не стала, пока её племяннику совсем плохо станет, и давай его быстрей за границу домой собирать. Рассудила она просто, мол, климат ему наш не подходит, нахватался всяких местных зараз да хворей, вот и не лечится, а там дома тамошние доктора его сразу на ноги поставят. Заказала дорожную карету, усадила его туда и отправила подобру по-здорову, только его и видели.
А уже через полтора месяца про этот случай все забывать стали, да мало ли чего ещё интересного могло случиться за это время. И вроде бы вскоре вообще всё успокоилось, но тут вдруг из-за границы пришла необыкновенная новость. Дескать, так и так, хлыщ тот неожиданно выздоровел, излечился, и от всех своих непонятных недугов избавился. И случилось это, мол, потому, что он внезапно из наглеца повесы добровольно обратился в монахи и ушёл простым послушником в самую дальнюю кирху. Вот уж здесь люди изумились-поразились, а по Немецкой слободе вновь поползли пытливые слухи. Дескать, как же так получается? Выходит, старик Ойген Карлович своим колдовством вовсе и не загубил наглого хлыща, а наоборот, облагородил, новую жизнь ему дал, преобразил в духовного человека и отправил былые грехи отмаливать.
И тут люди стали припоминать другие такие же случаи, кои приключились со многими прочими состоятельными обидчиками старика. Вспоминали, вспоминали, и вдруг выяснилось, что практически все эти обидчики сейчас в городе средь почтенных людей не живут, а где-то по дальним деревням и весям обитают. Пришёл на ум и случай с зажиточным купцом скопидомом, который в не таком уж и близком прошлом спустил на Ойгена Карловича дворовых собак. Оказалось он теперь прозябает золотарём в каком-то уездном городишке на окраине самой отсталой губернии. И тут же заметили, что некий наглый чинуша с тайного приказа, кой норовил у старика домишку да аптеку за долги в свою пользу оттяпать, внезапно в Сибирь за мздоимство потянули, и он, мол, ныне где-то за Уралом в рудниках тачку катает. Да и толстого попа с соседнего прихода, что в своих проповедях о знахарских промыслах аптекарей нелестно отзывался, тоже вспомнили. Так уж вышло, что с прошлой осени он в дремучем лесу за горбатыми горами скит себе выложит да в нём и обосновался. А к концу дня таких воспоминаний набралось большое множество.
Люди даже и не ожидали, что этот мрачного вида старик своим колдовством избавил город от скольких нерадивых и недостойных жителей, ведь, в общем-то, все эти чинуши, купцы и попы были скверными негодяями. И теперь Ойген Карлович в глазах горожан показался не таким уж и ужасным человеком. Однако страх копившийся в их душах многие годы так и остался. Насколько же всё-таки порой бывают в нас сильны старые предубеждения. И люди по-прежнему, как и раньше, а некоторые может быть и с ещё большей опаской стали избегать встреч со стариком «Карловичем», это так его принялись величать после того памятного случая.
Ну а местные ребятишки со слободки даже придумали новую забаву с таким названием – «Карлович». Чем-то она напоминала игру в прятки. Тот из ребят кто водил, тот и был «Карловичем», а кого он находил, тот сразу же поступал к нему в подчинение, и словно заворожённый не смея прекословить, выполнял все его указания. Вскоре эта игра стала такой привычной, что имя Карлович не сходило с ребячьих уст. Но к самому старику недоверие всё же так и не пропало. Завидев его, ребятишки тут же убегали, стараясь не попадаться ему на глаза. Хотя и некоторые отчаянные головы могли себе позволить понаблюдать за ним издалека, опасливо поглядывая, как он одиноко ковыляет по городским улочкам.
Впрочем, прошло совсем немного времени и его положение с одиночеством резко изменилось. Приключился один очень забавный казус, после которого некоторые жители Немецкой слободы, ставшие его свидетелем, вдруг осознали, каким же, на самом деле, человеком является старик. А случилось это так.
4
Как-то после обеда Ойген Карлович по своему обыкновению отправился на Гловинские пруды собирать целебную траву для своих снадобий. И едва он нагнулся, чтобы сорвать первый пучок, как вдруг выскочив из-за деревьев, мимо него пронеслось двое разгоряченных обломов из полицейского участка.
– Эй ты! Мальца белобрысого здесь не видал! – на ходу гаркнул один из них.
– Нет! Да я вообще только что пришёл… – лишь успел ответить старик, как обломы вновь скрылись в зарослях ивняка.
– Ну надо же такие здоровяки а мальца ловят,… не нашли ничего другого чем заняться… – укоряюще прошептал про себя Ойген Карлович и продолжил начатое. Но тут из кустов рядом с соседней поляной выпрыгнул светловолосый мальчишка и быстро бросился бежать по тропинке, ведущей к реке.
Напрасно он это сделал, лучше бы уж сидел на месте. Выскочив из укрытия, он обнаружил себя, чем тут же предрешил исход погони. Разумеется, длинноногие обломы тут же его заметили и в два счёта нагнали. И как бы он не брыкался и не вырывался из их цепких лап, всё было тщетно. Силы были неравны и обломы его прочно сковали.
– Ага, попался голубчик! Ну, теперь тебе конец,… ох и намаялись же мы за тобой гоняться! Всё хорош,… пошли в околоток,… там тебе допрос учинят,… ответишь, отчего ты важным господам жить мешаешь! – злобно пыхтя, заголосили на мальца обломы, да волоком его потащили. Бедный мальчишка так ослаб, что совсем на ногах не держался, безвольно повис у них на руках. И так бы они его, наверное, и тащили, но внезапно в это безобразие вмешался Ойген Карлович.
– Вы бы его хоть приподняли,… а то ведь он так весь пообобьётся… – сделал он замечание.