Сказка о злой душе

– Ты не моя мама! – выкрикнул светловолосый мальчишка и забился в угол между сиденьем и стенкой кареты.

– Даже спорить не буду, – я безразлично ответила ребенку, который явно был не в себе, и снова взглянула в окно. На улице валил снег большими хлопьями, и мне казалось, что вот-вот начнется метель.

«Я еду в потрепанной карете на край земли… А почему не лечу на сверхмощном космическом корабле к светлому будущему? Дожили».

Мои мысли о погоде и несправедливости мироустройства прервал крик неугомонного паренька. Дурачок бил себя по голове кулаками и рычал на невидимых демонов. Он пытался их прогнать, но назойливые галлюцинации не отпускали ребенка. Не придумав ничего

умнее, малец прыгнул с сиденья вниз головой и с грохотом ударился о твердый пол. Настала тишина. Я слышала, как с облегчением выдохнул кучер. Видимо, подумал, что я пришибла неадекватного сынишку чем-то тяжелым. Только мужик не знал, что мне все равно. Звуки меня не особо раздражали, да и на мальца мне было откровенно плевать. Как и на все в этом мире. И нет, это не апатия. Это мое нормальное состояние. Из своей прошлой жизни последнее, что я помню, так это хлопок и секундную боль в голове. Значит, меня все-таки убили. И это в современном обществе, где закон и порядок на первом месте. Где граждане выдрессированы карательными методами судебной системы. Что могу сказать? Безобразие и разгильдяйство.

Не знаю, сколько прошло времени, но ребенок, который пытался покончить жизнь самоубийством, тихо застонал, а затем перевернулся на спину. Я медленно перевела взгляд и начала прислушиваться к своим эмоциям.

«Штиль».

Любой нормальный человек кинулся бы к мальчишке на помощь, но не я. Ничто не будоражило мою нервную систему. Ни кровь на разбитой голове, ни бледный вид маленького эквилибриста. Ничего.

– Цирк не для тебя, мой птенчик, – пробурчала себе под нос и тяжело вздохнула. Правы были те, кто говорил, что такие, как я, никогда не попадут в рай. У рожденных из пробирки нет души. Хотя доказательств, что она вообще существует, никто не предоставил даже в двадцать втором веке.

«Эх! А ведь через месяц у меня был запланирован отпуск».

Сквозная дырка в башке и разбрызганные мозги были непреодолимыми препятствиями между мной и жарким курортом. После смерти я не отправилась к золотым вратам на небе и даже в ад не попала. Никому я не нужна. Ни ангелам, ни демонам. Было ли мне обидно? Как вы уже догадались, мне все равно. Вместо того чтобы погрузиться в вечный мрак, я бессовестно заняла чужое тело. Бывшая хозяйка испустила дух, а мне, по всей видимости, предоставили второй шанс. В наследство от бывшей хозяйки мне досталось не только ее тело, но и куча проблем. Сын с явными признаками прогрессирующей шизофрении и воспоминания некой Алиры. Наверное, если бы у меня были хоть какие-то зачатки эмпатии, я бы разрыдалась, но я была эмоциональным инвалидом. Такие незаурядные личности, как я, часто заканчивали свою жизнь за решеткой в ожидании исполнения высшей меры наказания. Психопатия у всех проявлялась по-разному, но до добра она никого не доводила. Вот и сейчас, глядя на мальчишку у своих ног, я пыталась понять. Что я должна испытывать? Мурашки? Покалывания в пальцах? Жар? Должна была быть физическая реакция на эмоциональное потрясение. Но нет.

– Больно, – прохрипел малец и потянул ко мне свои руки.

Мазнув безразличным взглядом, я все-таки помогла ему подняться на ноги. Это был годами отработанный рефлекс. Оказать первую помощь, если о ней просят, или вызвать профессионалов. Дисциплина на первом месте.

«Пора менять привычки», – в этом мире закона об оставлении в опасности не существовало, и я могла безнаказанно наблюдать за тем, как умирают люди. Сейчас вопрос этики меня вообще не волновал. Меня больше интересовал снег за окном и отвратительная погода. Я не любила физические страдания, а холод мог повлиять на мое настроение. Все психопаты – прирожденные эгоисты. Так было, так есть и так будет всегда. Мы любим только себя. Холим и лелеем свой комфорт, идем по головам к заветной цели, невзирая на внешние раздражители. Мне еще повезло. Я сумела извлечь из своего недуга максимальную выгоду, изображая прирожденного лидера. Карьера стала моей страстью. «Женщина-робот», Женщина-лед», «Женщина-скала», «Женщина-судья». Меня привлекали к самым громким и страшным делам. Маньяки, педофилы, серийные убийцы. Мне было все равно, кого судить. Я не поддавалась эмоциям и не падала в обморок от увиденного или услышанного. Не уходила в запой, чтобы забыться. Я не выгорала на работе. У меня не было профессиональной деформации. Я судила без ненависти и прекрасно понимала, что обвинение не выше защиты, а защита не выше обвинения. Но были и плохие моменты. Мне часто угрожали. Меня старались запугать. Да чего уж скрывать? Меня пытались озолотить за лояльность к некоторым обвиняемым. Но нет. Со мной эти фокусы не прокатывали. У меня был кодекс чести и годами отрепетированная модель поведения. Раз я со своим недугом научилась жить и не нарушать законы, значит и остальные могли справиться. Только они этого не хотели.

– Где моя мама? – паренек сел рядом и рукавом вытер кровь с бледного лица.

– Умерла, – дипломат из меня получился отвратительный, да и психолог никакой. К детям меня вообще было опасно подпускать. Я не успевала их просчитать и совершала глупые ошибки в общении.

– От чего?

– От дурости, – немного помолчав, я покопалась в воспоминаниях Алиры и решила добить правдой. – И от разбитого сердца. С разрешения твоего батюшки нас отправили в долгое путешествие на север. Судя по всему, обратной дороги у нас нет.

– А ты кто?

– Я? – тут настал момент истины. Действительно, а кто я? В этом мире никто. Гастролер, который занял чужое тело и присвоил красочные воспоминания бестолковой дурехи. – Наверное, я злая мачеха, – собственно, а зачем утаивать правду. Высоких чувств к ребенку, сидящему рядом, я не испытывала и скрывать сей факт не хотела. Мне лень притворяться и лицемерить. Я всю жизнь подстраивалась под систему, дрессируя себя, как собаку.

– Ты будешь меня бить? – боязливо спросил мальчик. Интересно, даже здесь слово «мачеха» звучало для детей пугающе.

– Без обид, но мне не особо хочется тебя трогать. Я представитель судебной власти, а не исполнительной.

– Что это значит? – малец окончательно растерялся.

– Это значит, что мне все равно, – попыталась выразить свою мысль как можно мягче. Все-таки многолетние тренировки по культурному поведению не прошли бесследно для моего разума. Я была просто душкой, распинаясь перед малолеткой из другого мира. – Мне неинтересны твои чувства и переживания. Так понятно?

– Понятно.

– Вот и славно. Я рада, что мы нашли общий язык.

Мальчишка на меня обиделся и, свернувшись калачиком, попытался сдержать слезы. Не вышло. Он всхлипывал и громко плакал, закрыв лицо ладонями.

«Разведенка с прицепом. Не думала, что когда-нибудь попаду в такую задницу. Куда ни посмотри, везде провал и безнадега. У меня и у моего сына. Кстати, а как зовут мальчишку?» – я снова покопалась в чертогах разума умершей Алиры. Это как с похмелья вспоминать фильм спустя несколько лет после просмотра. Вроде и сюжет помнишь, и чем свадьба закончилась, а некоторые мелочи все равно ускользают. И… да, грешна. Каюсь. Имя моего сына было для меня незначительной мелочью, которую я благополучно забыла.

– Меня Дарий зовут. А тебя? – внезапно буркнул малец и снова громко всхлипнул.

– Ты умеешь читать мысли? – моему удивлению не было предела. Кажется, не все так плохо, как мне казалось.

– Нет.

– Жаль, – вот тут я расстроилась. Без магии в этом мире делать было нечего. Мне даже крошечки не оставили, высосав все силы. Дария тоже не пожалели. – Можешь звать Алирой, если тебе так привычнее или «мама», – да кому какая разница, как меня зовут на самом деле? Это уже неважно.

– Мне страшно, – и снова слезы. – Что с нами будет?

– Прости, птенчик, но я не обладаю даром предвидения, – на самом деле я знала, что мы, скорее всего, не доживем до утра. Причем, наша смерть будет долгой, мучительной и унизительной. Я могла напугать невменяемого пацана, рассказав ему всю правду, но не стала. Сил вести беседу у меня не было. Очень хотелось спать из-за того, что тело меня отторгало. Так зачем себя истязать, если ты не можешь повлиять на ситуацию? Пора отправляться на боковую.