Сказка зимнего перекрестка
Шрифт:
Он полагал, что может судить об этом. Сколько хворей он исцелил, сколько принял безнадежных родов, он потерял и счет, он не брал платы, облегчая страдания из робкой надежды, что за это они будут с ним добры, однако люди никогда не поверят в то, что ты не причиняешь им зло, если они считают тебя в силах делать это.
Это было в каждом его кошмарном сне. Полупьяные палачи в присутствии полуграмотных монахов разбирали его по косточкам, и он признавался в любом грехе, какой подсказывало им их безудержное воображение.
Он обхватил себя руками за плечи. Всякий раз смена сезонов напоминала о себе болью в вывернутых
Когда его приковали к столбу и обложили хворостом, он мог уже только дрожать. Был март, он не чуял под собой своих оцепеневших босых ног, но все же — март! Легкие облачка, гонимые в вышине сильным весенним ветром! Он запрокинул голову, чтобы унести с собой это, а не все другое, что казалось теперь гирей на ногах. Слабое тепло коснулось ступней, и он догадался, что они подожгли, и приготовился ко всему. Слава Богу, ему не было нужды в том, чтобы умирать с достоинством.
Стражники древками распихали толпу и, невзирая на глухой ропот обманутых зрителей, ногами раскидали хворост. Он ничего не понял, да и не хотел ничего понимать. Он думал, что молодой вельможа напротив него желает еще его мучить, однако когда его отвязали и подволокли к стремени, он увидел потемневшее от тревоги и чужого страдания лицо.
— К делу, — сказал тогда герцог д’Орбуа. — Мне говорят, что моя жена не сможет родить. Она мается уже сутки. Мне наплевать, кто направляет твое искусство. Если она останется жива, ничего этого для тебя, — он указал подбородком на то, что оставалось от приготовлений к казни, — не будет.
— А если это не в моих слабых силах? — осмелился спросить Локруст.
— Тогда я верну тебя на то же место, откуда взял, — безжалостно сказал герцог и на этом разговор закончил. Какой-то ратник с шуткой на устах сгреб Локруста за ворот лохмотьев и кинул себе поперек седла. Так его ввезли в замок д’Орбуа. Тут он теперь и жил.
Одного взгляда было достаточно, чтобы определить: «мудрец», пользовавший герцогиню, испортил все, что только смог. Но он не был крепостным, а потому успел сбежать невредимым. Боги врачевания оказались милостивы к Локрусту: герцогиня не только разродилась здоровой девочкой, но продолжала делать то же самое еще несколько лет подряд, и за это время маленький, навсегда запуганный ученый-волшебник занял свое прочное место среди домочадцев д’Орбуа. Он умел лечить зубную боль и успокаивать лошадей, а потом оказалось, что он замечательно рассказывает сказки. Потому к нему и ходили кто с чем, не догадываясь, что вместо чудодейственного приворотного зелья он дает горничной средство от прыщей, а ратник перед схваткой донюхивается сушеным мухомором до берсеркерского безумия. Однако же избавляясь, благодаря чувству юмора, от трансцендентных проблем с помощью тривиальных средств, он вовсе не отвергал наличие этих самых проблем. Он верил в существование Непознанного, и весьма сомневался в его Непознаваемости, полагая, что любая магия — это наука, для которой попросту еще не пришло время. А житейского ума в нем не было
Осторожный стук в двери как всегда заставил его съежиться и втянуть голову в плечи, на которых болталась заплатанная коричневая, похожая на рясу стола.
— Ты здесь? — окликнула его из-за двери Агнес.
— Да-да, — торопливо отозвался он. — Пожалуйста, заходите, мадемуазель. Я вам рад.
«Маленькая мадемуазель» была единственным на свете человеком, кого он не боялся. И он действительно, с самого ее детства, бывал ей искренне рад.
Она, потянув снаружи за веревочку, приподняла запиравшую двери щеколду — как-никак в своей каморке Локруст хранил и яды — и, осторожно ступая меж хрупкими бьющимися предметами, спустилась вниз по трем ведущим от двери ступеням. За ее спиною как будто нерешительно маячил высокий силуэт в черном. Локруст непроизвольно напрягся.
— Это Марк, — сказала Агнес. — Я говорила тебе о нем.
— А, да-да, заходите… — забормотал Локруст, суетливо соскочил и заковылял к двери, намереваясь встретить эту новую вторгающуюся к нему опасность как можно дальше от своих бесценных реторт. Остановившись перед самым гостем, он наконец поднял на него глаза и услышал:
— Что они с вами сделали?
Агнес молча наблюдала за обоими и была удовлетворена. Наконец-то Марк произвел на кого-то впечатление той же силы, что на нее саму. Ей польстило, что этим кем-то оказался Локруст, его мнение она втайне считала непререкаемым, хотя скорее всего никто из сильных мира не придал бы его словам никакого веса. Да он бы и не настаивал. Локруст с самого детства ненавязчиво учил ее понимать сущность людей с двух фраз. Правда, он не научил ее извлекать выгоду из этого знания, но, будучи дочерью д’Орбуа, она имела этот шанс по чисто наследственной предрасположенности.
Ей нравилось, когда Локруст под вдохновением момента выступал из своей всегдашней, как она ее высокомерно именовала, трусоватости. Локруст смотрел на Марка, как завороженная птичка, вытянув худую шею, совершенно и остро беззащитный, и в то же время он, кажется, напрочь позабыл об этой своей беззащитности. Он словно и не слышал того, что у Марка вырвалось.
— Потрясающе, — прошептал он. — Где вы нашли?.. Нет, я никогда в жизни не видел ничего…
— Локруст, — сказала она, — я хотела бы, чтобы ты посмотрел Марка и сказал, есть ли хоть маленькая вероятность вернуть ему память.
Он очнулся.
— Прошу вас, проходите… сэр.
Марк с самым серьезным видом наклонил голову: ниже он не поклонился бы и герцогу.
— Благодарю вас… сэр.
Ее учитель и доктор оглянулся на нее умоляюще.
— Вернуть память? Не знаю, право, я раньше никогда… Могу ли я, мадемуазель, рассчитывать иметь… молодого человека в своем распоряжении хотя бы час в день?
Агнес подумала.
— С Власером, вероятно, проблем не будет, — сказала она. — Марк?
— Ах да, конечно… — сконфуженно пробормотал Локруст. — Разумеется, мне следовало бы поинтересоваться… Бывает так, что потеря не стоит возврата. Но мне было бы так интересно попробовать.
— Я бы не возражал, — отозвался Марк. — Мне безусловно очень приятно, что вы принимаете близко к сердцу мою… — Агнес подумала, что он скажет «беду», но он употребил слово «загадка». — В конце концов мне тоже хочется знать, откуда я такой взялся. Может, пока я здесь, я кому-то нужен.