Сказка зимнего Синегорья
Шрифт:
В старинной одеже, что слуги Метелицы вчера принесли, идти было тяжеловато, несмотря на протоптанную тропинку, что змеилась среди сугробов, длинные юбки и овчинный полушубок были девушке непривычными, мех кололся и кусался, ноги путались в подоле, и он все время норовил ее спеленать. Но зато в шубейке этой тепло было, да и приспособилась Снежка вскоре, главное — вовремя рукой юбки приподнимать, когда они закручиваться начинают, и шаги слишком размашистые не делать, осторожно идти.
Дорога к нужному перекрестку мимо кладбища лежала. Светлели кресты и надгробия в снежных шапках, могилки
Всякий раз Снежка боялась, что приедет на Урал через год-второй, а могилок больше — но пока только дядя и брат двоюродный ушли навеки в мир иной. Девушка отвернулась поспешно, прогоняя грустные мысли и вытирая невольно набежавшие слезы. Казалось бы, что ей, она ведь даже не знала многих из них, до ее рождения умерли… а все равно горько.
И вот не успела Снежка ворота кладбищенские пройти, как взметнулись снежные вихри, и три умертвия очутились на оградке — про таких баушка Феня в детстве рассказывала. Худущие, с выпирающими костями и огромными белыми глазами, затянутыми пленкой, словно у слепцов. Сидят, словно птицы на насесте, шепчутся о чем-то негромко, но слов не разобрать.
Снежка едва не перекрестилась с перепугу, потом вспомнила, куда идет, и подумалось — обидится еще на это жених заклятый, кто ж его знает, как он к невесте отнесется, которая иному богу верит? Вдруг он злой, как ветра сверенные да вьюга, царь зимнего Синегорья? Нет, в мире Ином крест да молитва помогут только если хочешь домой вернуться. Если решишь остаться — другая вера будет. Старая. Как мир этот, как древние горы, покрытые чащей дикой, как земля, видавшая чудской народ да повстанцев лихих, башкир да татарву… В Ином мире пока помощников нет — да и найдутся ли? Неведомо.
И ежели, как Снежка, сам, по доброй воле, идешь в лес волшебный, что на Той Стороне растет, так нужно чужие обычаи блюсти.
…К тому же мертвяки вроде не трогают никого, даже путь не заступили, сидят себе и сидят, лишь костьми гремят. Страшные, с ошметками гнилой плоти на ребрах… но такое чувство, что не настоящие, что морок это зимний, как туман над горой…
Снежка попыталась сердце унять да спокойно мимо пройти. Шепот-шелест и стих. Неужто это на трусость проверка была? Обернуться хочется, но сдержалась, не зря во многих сказках запрет на это. Не будет она рисковать…
Откуда ни возьмись волки призрачные на дороге показались, словно из снега их кто слепил. Глаза — льдинки, шерсть белая-белая, аж слепил глаза, когда на нее лунные лучи попадают. Глядят волки на Снежку, а она — на них.
И тут вспомнила девушка, что ей блазни-то сказывали… волки снежные — охранники Морозко, жениха ее. Значит, в помощь присланы? И сразу потеплело на душе — может, и не злой-то зимний царь, как говорят. Заботится о ней, отправил сторожей в помощь… И почему-то мысли даже не было убежать или спрятаться… Не было страха, вот что странно!
И как подумала Снежка о том, волки сразу рядом пошли — пристроились по бокам от нее и идут, словно и впрямь стерегут. Вот и перекресток, а там вихрь из снежной крупы — Встречник, видать, балует, дух зимний, что путников с пути сбивает, в чащу уводит. Что с ним делать, нечистым?
Волки рыкнули, словно из пещеры звук раздался — гулкий да протяжный, вихрь и улетел к Шиханке, но на вершину побоялся, там крест стоял, а прежде, до войны, часовенка была. Все ж есть на них управа, на нечистых-то. Обошел гору и исчез в тумане…
«Это хорошо, что они креста боятся… — подумала Снежка. — Для людей хорошо… Не стоит живым с миром Иным соприкасаться, не все к тому готовы…»
Вот и перекресток. Вышла Снежка на него, волки взвыли, будто зовя кого-то, и из тьмы, с вершины Медведь-горы, спустились сани ледовые, расписанные морозными узорами. Кони такие же призрачные были, как и волки, гривы их вуалями на ветру трепетали, а вместо глаз сверкали синие камушки. Сбруя золоченая, ленты голубые, как тень на снегу в день солнечный. Снежка в сани забралась, крепко шкатулку тетки Марейки прижала к себе, страшновато было — кто ж знает, куда сани волшебные умчат? — но и любопытно в то же время. Зря, что ли, она решилась позади всю свою жизнь оставить да с людьми проститься?
Волки рядом с санями помчались, когда те взмыли над горами, и весь Усть-Катав как на ладони оказался. Вот пруд заводской в окружении огоньков — то светились окошки домов, а вот поселки все — Паранино, Шубино, Колония, вот казенные дома, что на горе сроить недавно начали. Все разглядеть можно, да так хорошо, будто Снежка в темноте видеть научилась, как кошка.
Кони фыркали, по-над холмами неслись, куда везли — кто знает? Да вот скрылся город, лес да лес поплыл под санями, гребни елей то и дело мелькали, вспарывая острыми верхушками черный шелк ночного неба, и Снежке казалось, можно и звезд коснуться — руку лишь протяни, вон они сверкают, подмигивают, совсем рядом.
Но вдруг зимняя тишь огласилась дикими криками, и наперерез саням бросилась лохматая тень. Старуха всклокоченная оказалась. Схватилась она за узды, и замерла повозка, кони заржали громко да испуганно, шарахнувшись от ведьмы зимней.
— Не пущу дальше! — каркнула она, сверкая глазищами золотистыми, а во взгляде ее метели да вьюги кружили. — Не бывать тебе зимней владычицей Синегорья! У меня и своя дочка есть, ее Морозко просватаю! А ты в услужении у меня жить будешь, есть варить да избу прибирать! Не пущу, окаянная! Иш-ш-шь, позарилась!..
Волки заскулили, испугались старухи, но тут было чего бояться, взглядом своим жутким могла она и заморозить, и Снежка глаза отводила, чтобы не застыть статуей ледяной. Издалека стражам Морозко ветер вторил, словно целая стая лютых зверей. А Снежка не растерялась да ленту из косы выдернула, бросила ведьме.
— Держи подарок для дочки, пусть не серчает, что я жениха увела! — крикнула девушка звонко, на «авось» надеясь, но ведь не зря же ей Метелица гребешок с лентой вручила! Небось, знала, что в дороге разные чудища да страхи встретятся.