Сказка зимнего Синегорья
Шрифт:
— А ты вернуться в любое время сможешь — главное, найти тропу именно в тот вечер, когда ты ушла в наш зачарованный лес, ведь из сказки много дорожек — в прошлое и в будущее, в любой день, который в Синегорье был и который только случится. Мы здесь — вне времени живем, вне мира… Только чистому сердцем откроется дорога чудес, но ты доказала уже всем духам горным, что достойна доверия. Не зря я тебя выбрал…
— Давай чай пить, — улыбнулась Снежка смущенно, решив перевести тему, чтобы не опечалился жених, что тянет ее назад, к людям. — Я устала с дороги, да и за все время даже корки хлеба во рту не было… И как это я выдержала
— А все потому, что время тут, внутри гор да лесов волшебных, иначе идет, закольцовано оно, может в мире людей сто лет пройти — а тут миг единый, или там денек, тут — годы… Заблудиться — проще простого.
— Чудеса, да и только! — восхитилась Снежка, засуетившись возле самовара. Ягоды восхитительно пахли, а кисель в хрустальных вазочках казался лучшим лакомством в мире.
— Это ещё не чудеса, — рассмеялся Морозко, — чудеса потом будут!
И чудеса, действительно, начались — с того самого мига, как вышла невеста зимняя на высокое крыльцо терема ледяного да как увидела лесных и горных духов, что пришли на ее свадьбу волшебную.
Морозко за руку ее вел, чтобы видели все, какая у него невеста красивая, и смотрел на нее своими колючими голубыми глазами, но был взгляд нежным и добрым. Все испытания Снежка выдержала, через темный лес прошла, на золото и каменья не позарилась, духов злых не испугалась — такой, как она, нигде нет!
Но Снежку тоска взяла, что родных она позвать не может — но улыбалась ей ласково Малахитница, принеся изящный топазовый венец, по которому вился морозный узор и на котором сверкало, словно снег, алмазное крошево. И от этой улыбки таяла тоска, словно лед под солнцем, уходила туманом утренним, рассеивалась.
— Еще свидишься с родней, Танюшка моя тебе поможет, во всем ее слушайся… — шепнула Малахитница, надевая на девушку венец.
Снежка кивнула смущенно, чувствуя, что краснеет — никогда она прежде такой красоты не носила, никогда каменьев таких не видала даже, разве что в музеях да на выставках. А теперь — в сказке она волшебной! До сих пор не верилось!..
И смеялись радостно Вьюга с Завирухой, что явились к терему вслед за горной девкой каменной. Были это белокосые женщины, закутанные в вуали дивные, на которых искрились серебряные снежинки и вились змейки синие, и длинными юбками гостьи лесные скользили по сугробам, вызывая вихри снежные. И вихри эти кружили возле елей, украшая их белым пухом.
Явилась и ледяная красавица Метелица — шла она важно, со всеми раскланивалась, а за ней медведи в упряжке лари расписные везли — видать, подарки это для молодых. И странно, что не спали звери в своих берлогах, как зимой всем медведям положено — но в зачарованном лесу Синегорья все, что угодно, быть могло, и Снежке казалось, что даже если заговорят звери, то не будет она слишком уж удивлена. Тут же коты вспомнились, которые уговаривали ее не бояться да поверить в сказку зимнюю. Стало немного грустно от разлуки с родней, но попыталась Снежка в этот светлый морозный день не тосковать да не печалиться. Еще свидятся.
…Шла к крыльцу Метелица, и платье ее из кружев и синего переливчатого шелка казалось невесомым, словно дымка над горами и закованной в лед речкой, а волосы локонами серебряными спускались до земли, и перевиты они были жемчугом, а очелье дивное сверкало аметистовыми каменьями.
Таня, горная девушка, как две капли воды на Малахитницу похожая, тоже пришла на свадьбу зимнюю, подарила она невесте клубок волшебный, который может привести в любое время и любое место зачарованного леса, заодно и домой отправить. А про то, как пользоваться им да не заблудиться в сказке, обещала потом рассказать, заглянув в гости на чай с ягодами. А жениху Танюша с благодетельницей своей, девкой каменной, поднесла дивный цветок, вырезанный из прозрачного, как лед хрусталя — и каждая грань его сверкала и искрилась, ловя солнечный янтарный свет, и каждый лепесточек глаз радовал своим изяществом.
Снежка с благодарностью дары все приняла, а Морозко дальше гостей зазывал — вот снежные девки из метели вышли, краснощекие, в тулупах стареньких, в белых пуховых платках, принялись они плясать вокруг старой ели. И с каждым мигом хорошели девки снежные, побелели их рябые лица, одежа поменялась. А как еще три круга, притопывая, прошли они под свист птичий и уханье белых сов, что примостились на верхушке ели, так и вовсе раскрасавицами стали — в кокошниках высоких, в шубейках песцовых, на ногах появились сапожки красные. Пляшут девки, песни поют, зиму прославляют.
За ними вслед скоморохи выскочили из-за деревьев, принялись на гуслях да балалайках играть да колокольцами звенеть, кувыркаться в снегу, снежками бросаться, песни распевать о женихе да невесте, расхваливать всем новую повелительницу Синегорья. Вот один из них из сугроба вытащил берестяную личину, другой — доху навыворот надел, третий — платок девичий нацепил да щеки свеклою натер, и понеслись прибаутки да шутки, как обычно на Коляду бывает. Только у терема Морозко все это веселей было, ведь скоморохи — духи зимние — могли подпрыгнуть выше самой высокой сосны или по крышам терема ледового прокатиться.
И смех стоял весь день на поляне, веселье кружило зачарованный лес, девки снежные даже строгую, равнодушную к хороводам, Метелицу в пляс утянули, и она лебедью белой выступала среди красавиц снежнокосых, а Вьюга с Завирухой так разгулялись, что над всем Синегорьем летали в этот день метели, заметая дома и дороги, леса и горы.
И люди, глядя на диво это да слыша звон колокольцев волшебных, знали — то зима что-то празднует, и лишь Марейка, бабушка Снежкина двоюродная, догадалась, что это внучка ее с царем Синегорья венчается. И венчают их вьюги и метели, венчают их горы, покрытые снегом, венчают их ветра косматые северные, те ветра, что прилетают зимой в эти края гор и лесов густых. Венчают просторы белоснежные, над которыми летят на ледяных санях жених с невестой, приветствуя край свой сказочный.
И люди, чувствуя это, выходят на крыльцо, смотрят на небо, заслонившись от солнца — в этот день — диво-дивное! — метель метет, а небо чистое, синее-синее, как тень на снегу в морозный день. И солнце янтарным цветком распускается там, в вышине хрустальной.
Но только Марейка видит Снежку — и машет ей рукой, надеясь ещё свидеться. И заметив, как похорошела внучка, радуется старая ведьма, шамкает что-то тонкими губами, и глаза ее молодеют, и даже кажется — стоит у кособокой избы, потемневшей от времени, не бабка согнутая, а девка с длинной толстой косой в пестром платье нарядном, и лицо ее гладкое да светлое.