Сказки адыгских народов
Шрифт:
— Я наказан по заслугам, — отвечал волк, — ведь недаром говорят: «Делая зло, на добро не надейся».
80. Как аукнется, так и откликнется
Архив КБНИИ.
Перевод А. И. Алиевой и 3. П. Кардангушева.
Опубл. в кн.: Кабардинские народные сказки, с 73—75.
Захотел муравей пить — пошел он к реке. Подошел совсем близко к воде, подхватило его волной и понесло. Волна то поднимала его, то бросала вниз — устал муравей, вот-вот захлебнется.
В это время голубь нес сухую веточку. Увидел
Много ли времени прошло, мало ли прошло, никто не знает. Но однажды охотник пришел с сетью — хотел он поймать голубя. И вот когда уже охотник почти поймал голубя, муравей неслышно подполз и укусил его за ногу. От боли охотник отдернул руку от сети, а голубь, услышав шум, улетел.
Ш. X. ХУТ ОСОБЕННОСТИ БЫТОВАНИЯ АДЫГСКИХ СКАЗОК И ИХ ИСПОЛНИТЕЛИ
Особенности бытования сказок и традиционные исполнительские приемы, используемые сказителями адыгских сказок, во многом определяются отношением адыгских народов к устному творчеству и живому слову, которое они выразили в пословицах: «ТхьамыкIэм итопыри ичатэри — ыжабз» («Слово — и пушка и сабля бедняка»), «Чатэм ыуIэрэр мэкIыжьы, жэм ыуIэрэр кIыжьырэп», («Раненное мечом заживает, раненное словом нет») и др.
Не было и сейчас нет ни одного аула в Адыгее, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, где бы не жил хотя бы один популярный, творчески одаренный певец или сказитель.
В наши дни сказители, следуя закону традиционного гостеприимства, радушно принимают собирателей произведений устного поэтического народного творчества и охотно рассказывают им все, что они хранят в памяти.
По свидетельству многих дореволюционных авторов89, у адыгов издавна существовали джегуако — профессиональные певцы-импровизаторы типа древнегреческих рапсодов, русских исполнителей былин, украинских кобзарей, карачаевских и балкарских халкжерчи и т. д. В репертуар джегуако входили в основном народные песни и поэтические импровизации; значительное место в нем занимали также прозаические жанры. Последние, по-видимому, исполнялись в перерывах между танцами, а также в свободные от джегу дни.
Особое место в репертуаре джегуако принадлежало сказке. Присущая ей так называемая сказочная обрядность, как и в русских сказках, «явно указывает на существование в прошлом определенной школы народных мастеров-сказителей, где разрабатывалось, хранилось и культивировалось это общенародное искусство»90. Такими мастерами у адыгов и были джегуако.
В исполнении и импровизации джегуако обращает на себя внимание почти полная тождественность сказочной присказки и начала импровизации. «Как сказывают и пересказывают...» и «Не взыщите, если я допущу ошибку, если рассказываю то, что слышал...». Подчеркивается преемственность повествования, принадлежность текста не одному лицу, а многим людям и поколениям. По форме присказка и начало импровизаций джегуако также идентичны: рифмованы и ритмически организованы, произносятся одинаково четко.
После насаждения огнем и мечом ислама в Адыгее, Кабарде и Черкесии группы джегуако начали исчезать. Их традиции продолжали странствующие исполнители фольклорных произведений, которые выполняли те же функции, что и древнерусские бахари91. Н. Дубровин пишет, что «князья любили иметь при себе певцов и гордились ими»92.
Народные сказки рассказывали везде, где собирались любители устного поэтического творчества, и чаще всего в кунацких крестьян-тфокотлей и на посиделках осенью и зимой. Слушание сказок было любимым развлечением молодежи.
Старшее поколение стремилось передать молодежи свой жизненный опыт, воспитать ее в духе народных идеалов и понятий о добре и зле, прививало ей нравственные качества, составляющие кодекс норм и правил поведения «адыгэ-хабзэ». Если кто-нибудь из молодых нарушил адыгэ-хабзэ, тогда в присутствии этого молодого человека старшие начинали рассказывать сказки, в которых осуждались подобные проступки.
Сказки можно было услышать и во время шихафа (шIыхъаф) — коллективной взаимопомощи; их рассказывали и на чапще, у постели больного и во время ночных бдений в доме, где был покойник. Своеобразными местами исполнения сказок были пункты, откуда отправляли стада.
Сказку обычно рассказывал один человек, слушатели не оставались пассивными: многие, особенно старшие по возрасту, высказывали по ходу рассказа свое отношение к повествованию — порицали или одобряли поступки персонажей и т. д. Реплики слушателей ободряли рассказчика и заставляли его внимательней следить за ходом повествования.
Слово для рассказа в первую очередь предоставлялось старшим или гостям. Если среди них не оказывалось сказителя, сказки рассказывал кто-нибудь из младших. Когда сходились ровесники и среди них не было общепризнанного сказителя, один из присутствующих начинал быстро считать: «ХьэпэкIу, цунэкIу, пщIыкIуй, пшIыкIубгьу, тIокI» (букв, «собачья морда, бычья морда, восемнадцать, девятнадцать, двадцать»). Тот, на кого выпадало слово «двадцать», должен был начать рассказывать сказку.
Традиции бытования, исполнения и распространения сказок, сложившиеся в дореволюционное время, в основном продолжают жить и в советскую эпоху. По-прежнему сказки исполняются в кунацких, на посиделках, во время взаимопомощи, ночных бдений и т. д. Но некоторые традиции исчезают, а вместо них появляются новые, порожденные изменившимися условиями жизни. Так, угасла традиция рассказывания сказок у постели больного.
Расширились возможности для исполнения сказок в 30-е годы в связи с созданием колхозов. Стали проводиться состязания на лучшее исполнение сказок на фермах, в бригадных станах и т. п. Одно из них описывает собиратель и издатель адыгских сказаний и сказок писатель Т. М. Керашев; «Председатель колхоза, заметив, что у конюхов собираются колхозники, чтобы послушать сказки, объявил конкурс на лучшего рассказчика сказок. Были поставлены такие условия: в конкурсе принимают участие только конюхи, слушать могут все; тот из конюхов, который расскажет сказку, неизвестную остальным, получает в качестве премии овцу.
Несколько вечеров колхозники сходились слушать „конкурсные" сказки. Но никто из конюхов не смог рассказать сказки, которой не знали бы другие. Наконец, один из них, Дзетль Шалих, перебрав тридцать сказок, рассказав тридцать первую, получил премию»93.
Традиционная популярность народных сказителей сохраняется по-прежнему. До сих пор существует традиция приглашать из отдаленных мест певцов и сказителей, чтобы послушать в их исполнении сказки и другие устные произведения.
Широкое распространение получили встречи школьников и молодежи со сказителями, организуемые учителями и работниками культурно-просветительных учреждений. На них выступают сказители, дети читают сказки, слушают записи текстов на магнитофонной ленте.