Сказки для бабушек (книжка с привкусом оливье)
Шрифт:
____________________
____________________
____________________
А теперь впишите в другие строчки ваши нынешние названия. Кстати, чтобы не сильно расстраиваться, можете пропустить самые обидные…
____________________
____________________
____________________
Теперь верите, что раньше вы были лучше? А кто не верит, пусть достанет свою самую первую фотографию с голой попкой и приставит её к своему теперешнему лицу. А потом посмотрит в зеркало, откуда на него посмотрят ангелочек с беззубой улыбкой и довольно потрёпанная
Вот и Ерёмушкин в роддоме, яслях и детском саду был ангелочком, а в школе начал прогуливать уроки, плеваться и носить пионерский галстук в кармане. Последнее в те недалёкие советские времена было самым страшным, но Ерёмушкин страха не знал, из-за чего Ерёмушкина боялся весь педагогический состав, включая учителей труда и физкультуры.
И было за что! На уроке труда Ерёмушкин сломал гвоздодёр, а на уроке физкультуры прищемил руку гирей, причём не себе, а проверяющему из районного отдела образования.
Но мучались учителя всего восемь лет, а потом собрались с силами и выпихнули Ерёмушкина в санитарно-техническое училище № 20, где он окончательно превратился из бывшего ангелочка в будущего сантехника, которого вместо облаков окружают сварочный огонь, мутная вода и очень ржавые трубы.
В таком окружении белоснежные перья опадают, как сосульки с крыши, а цивилизация стремительно обретает очертания канализации.
Хотя в этом нет ничего удивительного, потому что никакая цивилизация без канализации долго не протянет. Из-за этого люди могут запросто прожить без парикмахеров, фотографов, гадалок и президентов, а вот без сантехников, если и проживут, то очень недолго, буквально два дня, да и то если сцепят зубы.
Так что ничего плохого в том, что Ерёмушкин стал сантехником, не было. Плохое было в другом. Став сантехником, Ерёмушкин перестал быть зайчиком, котиком и солнышком. Вместо этого он покрылся колючками и на все просьбы жильцов хмуро бурчал: «Вас много, а я один!».
В общем, это соответствовало действительности, но не соответствовало здравому смыслу. Ведь если бы сантехников было много, а жилец был один, сантехники сразу бы вымерли от недоедания. Но пока всё было, как было. Вот Ерёмушкин и не вымирал, потому что каждый жилец, чтобы остаться жильцом до отмеренного ему срока, норовил задобрить Ерёмушкина деньгами или добытой через задний вход гастронома колбасой, которая в те недалёкие советские времена стоила гораздо дороже денег.
А может, сантехник Ерёмушкин становился колючим из-за того, что его ангелочку было неуютно в кирзовых сапогах, которые заставляли паркет чернеть, а жильцов бледнеть.
Про ангелочка не знаем, но про Ерёмушкина знаем точно – в кирзовых сапогах ему было так уютно, что он их даже в жару не снимал. А чего снимать, если посреди двора лежала никогда не просыхающая лужа, с которой сантехник всё время боролся, но всё время проигрывал, потому что луже помогали дожди и питьевая труба.
Эту трубу так часто чинили, что она привыкла и не обращала внимания. И как только очередная туча выливала над двором все свои бензобаки, трубу сразу прорывало на радость детворе, которая бродила по свежей луже, не сгибая коленок, чтобы волна получалась выше. А самые смелые бороздили питьевую воду велосипедами и сильно смеялись, когда велосипеды останавливались
И всё-таки однажды Ерёмушкин сапоги снял. Это случилось на море, где колючий сантехник до этого ни разу в жизни не был, хотя всю жизнь имел дело с водой.
Море поразило его своими размерами. Оно было настолько крупнее дворовой лужи, что это бросалось в глаза даже без морского бинокля. Море было таким большим, что никакие дожди и никакие трубы не смогли бы его наполнить, даже если бы работали без выходных.
Лужу сантехник не любил и свою нелюбовь автоматически перенёс на море. Оценив размеры врага, он сильно задумался над этим сантехническим парадоксом. Как же так, думал Ерёмушкин, загибая узловатые пальцы одной руки узловатыми пальцами другой: труб нет – раз, дожди морю как дробинка в зад слону – два, никто подведомственную территорию не обслуживает – три, вода солёная – четыре и при этом чистая – пять? На этом пальцы кончались, но вопросы оставались. Вопросы были про чаек, крабов, волны и горизонт. Но это были не главные вопросы, потому что главный вопрос перекрывал их как разводной ключ воду в подвале. Главный вопрос звучал так:
ЕСЛИ МОРЯ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ, ТО ПОЧЕМУ ОНО ЕСТЬ!?
От главного вопроса сантехник Ерёмушкин так взопрел, что снял с себя никогда не снимаемые кирзовые сапоги и поставил их для просушки на прибрежный камень, аккурат вровень с горизонтом. Но и в сухих сапогах он ничего хорошего не придумал, кроме научных слов «фен'oмен бин'oма», смысла которых Ерёмушкин не понимал, зато чувствовал, что это непонятное выражение наиболее понятно выражает неразрешимость поставленной задачи.
Ещё немного и он бы сошёл с ума, как до него сходили с ума величайшие умы, пытавшиеся объяснить необъяснимое. Но в самый последний момент колючего сантехника спас Капин папа, который вместе с Капой и ещё некоторыми обитателями их двора тоже отдыхал на море, причём в то же самое время. Но как это случилось, мы рассказывать не будем, потому что рассказали об этом в другой книжке, которая в отличие от этой называется «Карасёнки-Поросёнки».
Да это и неважно. Важно другое. Когда Капин папа просто и доходчиво объяснил Ерёмушкину, что моря, горы, звёзды и всё остальное создал Бог, Ерёмушкина словно подменили. Буквально через два дня он уже не казался таким колючим, особенно когда побрился. Сквозь суровые морщины, избороздившие его лицо, неожиданно проступила застенчивая улыбка. Он стал подолгу бродить по выжженным холмам, смешно подгибая босые пальцы, но даже когда все теряли надежду его снова увидеть, он всё равно возвращался с букетиком степных цветочков и звенящими глазами.
Вы, конечно, будете смеяться, но однажды вечером Ерёмшкин вскарабкался на прибрежный камень и заговорил стихами, с непривычки путая слова: «На берегу каких-то волн стоял он, дум каких-то полн», – после чего страшно сконфузился и убежал в темноту.
В конце отпуска Ерёмушкин так слился с морем, что ничуть не расстроился, когда потерял гаечный ключ.
– Ну и пусть! – сказал он. – Всё равно гаечным ключом двери не откроешь.
– Какие двери? – не поняли остальные.