Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"
Шрифт:
"Вот я и пришел", - подумал Хомса Тофт. Он прошел по мосту, вошел в сад. Здесь было все так же, как он рассказывал себе, иначе и быть не могло. Деревья стояли голые, окутанные ноябрьским туманом, но на мгновение они оделись зеленой листвой, в траве заплясали солнечные зайчики, и хомса вдохнул уютный и сладкий аромат сирени.
Он побежал вприпрыжку к сараю, но на него вдруг пахнуло запахом старой бумаги и страха. Хомса Тофт остановился.
"Это хемуль, - подумал он.
– Так вот как он выглядит". На приступке сарая сидел хемуль с топором в лапах. На топоре были зазубрины - видно им ударяли по гвоздям.
Хемуль
– Привет, - сказал он, - а я думал, это Муми-папа идет. Ты не знаешь, куда все подевались?
– Нет, - отвечал Тофт.
– В этих дровах полно гвоздей, - продолжал хемуль, показывая топорище.
– Старые доски да рейки, в них всегда много гвоздей! Хорошо, что теперь хоть с кем-то смогу поговорить. Я пришел сюда отдохнуть, - продолжал хемуль.
– Взял и заявился к старым знакомым!
– Он засмеялся и поставил топор в угол сарая.
– Послушай, хомса, - сказал он.
– Собери дрова и отнеси их в кухню посушить, да уложи потом их в поленницу - смотри, вот так. А я тем временем пойду сварю кофе. Кухня направо, вход с задней стороны дома.
– Я знаю, - ответил Тофт и начал собирать поленья. Он понял, что хемуль не привык колоть дрова, но, видно, это занятие ему нравилось. Дрова хорошо пахли.
Хемуль внес поднос с кофе в гостиную и поставил его на овальный столик красного дерева.
– Утренний кофе всегда пьют на веранде, - заметил он, - а гостям, что приходят сюда впервые, подают в гостиной.
Хомса робко оглядывал красивую и строгую комнату. Мебель была великолепная, стулья обиты темно-красным бархатом, а на спинке каждого из них была кружевная салфетка. Хомса не посмел сесть. Кафельная печь доходила до самого потолка. Кафель был разрисован сосновыми шишками, шнурок заслонки расшит бисером, а печная дверца была из блестящей латуни. Комод тоже был блестящий - полированный, с золочеными ручками у каждого ящика.
– Ну, так что же ты не садишься?
– спросил хемуль.
Хомса присел на самый краешек стула и уставился на портрет, висевший над комодом. Из рамы на него глядел кто-то ужасно серый и косматый, со злыми, близко посаженными глазами, длинным хвостом и огромным носом.
– Это их прадедушка, - пояснил хемуль.
– В ту пору они еще жили в печке.
Взгляд хомсы скользнул дальше к лестнице, ведущей в темноту пустого чердака. Он вздрогнул и спросил:
– А может быть, в кухне теплее?
– Пожалуй, ты прав, - ответил хемуль.
– В кухне, наверно, уютнее.
Он взял со стола поднос, и они вышли из гостиной.
Целый день они не вспоминали о семье уехавшей из дома. Хемуль сгребал листья в саду и болтал обо всем, что приходило ему в голову. а хомса ходил следом, собирая листья в корзину, и больше слушал, чем говорил.
Один раз хемуль остановился взглянуть на папин голубой стеклянный шар.
– Украшение сада, - сказал он.
– Помню, в детстве такие шары красили серебряной краской, - и продолжал сгребать листья.
Хомса хотел полюбоваться стеклянным шаром наедине - ведь шар был самой важной вещью в долине, в нем всегда отражались те, кто жил в ней. Если с семьей муми-троллей ничего не случилось, он, хомса, непременно должен увидеть их в синеве стеклянного шара.
Когда стемнело, хемуль вошел в гостиную и завел папины стенные часы. Они начали бить, как бешеные, часто и
– Все начинает налаживаться! Сейчас мы подбросим дров и выпьем еще кофейку, идет?
Он зажег кухонную лампу и нашел в кладовой ванильные сухарики.
– Настоящие корабельные сухари, - объяснил хемуль.
– Они напоминают мне о моей лодке. Ешь, хомса. А то ты слишком худой.
– Большое спасибо, - поблагодарил хомса.
Хемуль был слегка возбужден. Он склонился над кухонным столом и сказал:
– Моя лодка построена прочно. Спустить весною лодку на воду, что может быть лучше на свете?
Хомса ерзал на стуле, макал сухарь в кофе и молчал.
– Все медлишь да ждешь чего-то. А потом, наконец, поднимешь парус и отправишься в плаванье.
Хомса глядел на хемуля из-под косматой челки. Под конец он сказал:
– Угу.
Хемулю вдруг стало тоскливо - в доме было слишком тихо.
– Не всегда успеваешь сделать все, что хочешь, - заметил он.
– Ты знал тех, кто жил в этом доме?
– Да, я знал маму, - ответил Тофт.
– А остальных плохо помню.
– Я тоже!
– воскликнул хемуль, радуясь, что хомса наконец хоть что-то сказал.
– Я никогда не разглядывал их внимательно, мне достаточно было знать, что они тут рядом.
– Он помедлил, подыскивая подходящие слова, и продолжал: - Но я всегда помню о них, ты понимаешь, что я хочу сказать?
Хомса снова замкнулся в себе. Немного подождав, хемуль поднялся.
– Пожалуй, пора ложиться спать. Завтра тоже будет день, - сказал он, но ушел не сразу. Прекрасный летний образ южной гостиной исчез, хемуль видел перед собой лишь пустой темный чердак. Подумав, он решил ночевать в кухне.
– Пойду прогуляюсь немного, - пробормотал Тофт.
Он притворил за собой дверь и остановился. На дворе была непроглядная тьма. Хомса подождал, пока глаза его привыкнут к темноте, и медленно побрел в сад. Из глубины погруженного во мрак сада струился голубой свет. Хомса подошел совсем близко к стеклянному шару. Глубокий, как море, он был пронизан длинными темными волнами. Хомса Тофт все смотрел, смотрел и терпеливо ждал. Наконец в самой глубине синевы засветился слабый огонек. Он загорался и гас, загорался и гас с равными промежутками, словно маяк. "Как они далеко", - подумал Тофт. Он весь продрог, но продолжал смотреть, не отрываясь на огонек, который то исчезал, то появлялся, но был до того слаб, что хомса с трудом мог его разглядеть. Ему показалось, что его обманули.
Хемуль стоял в кухне, держа в лапе фонарь. Ему казалось ужасно тяжелым и противным достать матрас, найти место, где его постелить, раздеться и сказать самому себе, что еще один день перешел в ночь. "Как же это вышло?
– удивился он про себя.
– Ведь я был веселый весь день. Что, собственно говоря, изменилось?"
Хемуль все еще недоумевал, когда дверь на веранду отворилась и кто-то вошел в гостиную. Загремел опрокинутый стул.
– Что ты там делаешь?
– спросил хемуль.
Ответа не было. Хемуль поднял лампу и крикнул: