Сказки дядюшки Римуса (сборник)
Шрифт:
А Чучелко всё молчит, и Старый Лис лежит тихо.
— Отпусти сейчас же, а то ударю! — говорит Кролик.
Ударил Чучелко другой рукой, и эта прилипла.
А Чучелко — ни гугу, а Братец Лис — он лежит тихо.
— Отпусти, не то я тебе все кости переломаю! — так сказал Братец Кролик.
Но Чучелко — оно ничего не сказало. Не пускает, и только.
Тогда
Кролик кричит:
— Если не пустишь, я буду бодаться!
Боднул Чучелко — и голова прилипла. Тогда Лис выскочил из-под куста.
— Как поживаешь, Братец Кролик? — говорит Лис. — Да что ж ты не здороваешься со мною?
Повалился Лис на землю и ну смеяться. Уж он хохотал, хохотал, даже в боку закололо.
— Ну, сегодня-то мы пообедаем вместе, Братец Кролик! Нынче я и укроп припас, так что ты у меня не отвертишься, — сказал Лис.
…Тут дядюшка Римус замолчал и стал вынимать из золы картошку.
— Старый Лис съел Братца Кролика? — спросил мальчик дядюшку Римуса.
— А кто их знает, — ответил старик. — Сказка-то кончена. Кто говорит — Братец Медведь пришёл, его выручил, а кто говорит — нет. Слышишь, мама зовёт тебя. Беги, дружок.
Храбрый Братец Опоссум
— Как-то ночью, — сказал дядюшка Римус, посадив мальчика к себе на колени и задумчиво поглаживая его по волосам, — как-то ночью Братец Опоссум зашёл к Братцу Еноту; опростали они большую миску тушёной моркови, выкурили по сигаре, а потом отправились погулять, посмотреть, как поживают соседи. Братец Енот — всё трусцой да трусцой, Братец Опоссум — вприскочку да вприпрыжку. Опоссум до отвала наелся фиников, а Енот наглотался вволю лягушек и головастиков.
Гуляли они, гуляли. Вдруг слышат — где-то в лесу сама с собой толкует собака.
— Вдруг она кинется на нас, Братец Опоссум? Что мы будем делать? — спросил Енот.
Опоссум только усмехнулся:
— Ну уж я не дам тебя в обиду, Братец Енот. А ты что будешь делать?
— Кто? Я? — сказал Енот. — Пусть попробует, сунется только — все рёбра пересчитаю!
А собака увидала их и не стала тратить времени зря. Она и здороваться не стала. Прямо кинулась на них — и всё тут.
Братец Опоссум в ту же минуту осклабился, рот до ушей, и кувырнулся на спину, будто мёртвый.
А Енот — тот мастер был драться. Подмял под себя собаку и ну трепать. Правду сказать, от собаки не много осталось, а то, что осталось, вырвалось — и наутёк, в самую чащу, будто кто пальнул из ружья.
Вот Братец Енот привёл свой костюм в порядок, встряхнулся, а Братец Опоссум всё лежал как мёртвый. Потом осторожно привстал, огляделся да как бросится бежать, только пятки засверкали.
В другой раз, как повстречались Опоссум и Енот, говорит Опоссум:
— Здравствуй, Братец Енот! Как поживаешь?
Но Енот — руки в карманы, здороваться не хочет.
— Ты что ж это нос воротишь, Братец Енот? — спрашивает Опоссум.
— Я с трусами и разговаривать не хочу, — отвечает Енот. — Ступай своей дорогой!
Опоссум разобиделся — страх.
— Кто ж это трус, нельзя ли узнать?
— Да ты, конечно, — говорит Енот. — Очень нужны мне такие приятели, что кидаются на спину и строят из себя мёртвых, чуть дело дойдёт до драки!
Опоссум, как услышал эти слова, ну смеяться, ну хохотать.
— Неужто ты думаешь, Братец Енот, что это я со страху? Не думаешь ли ты, что я испугался несчастного пса? И чего мне было бояться? Я ведь отлично знал, что, если я не слажу с этой собакой, ты-то задашь ей жару. Да я просто лежал и смотрел, как ты треплешь её, и ждал, когда придёт мой черёд позабавиться.
Но Енот только нос наморщил:
— Рассказывай сказки, Братец Опоссум. Как дотронулась до тебя собака, ты сразу кувырнулся и прикинулся мёртвым.
— Так ведь я говорю тебе, Братец Енот, что это совсем не от страху. Я одной только вещи и боюсь на свете — это щекотки. А когда эта собака ткнулась носом мне в рёбра, я рассмеялся, и так разобрал меня смех, что вот не шелохнуть ни рукой, ни ногой! Конечно, её счастье, что я боюсь щекотки, а то ещё минутка, и я разорвал бы её в клочья. Драки я не боюсь никакой, Братец Енот, но щекотка — это дело другое. С кем угодно согласен я драться, но только — чур — без щекотки.
— Вот с того самого дня, — продолжал дядюшка Римус, глядя, как завивается в кольца дымок из трубки, — и до сих пор так боится щекотки Братец Опоссум: тронь его только между рёбер — кидается на спину и хохочет до упаду, так что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Как Братец Кролик перехитрил Братца Лиса
— Дядюшка Римус, — спросил Джоэль вечером, когда старик как будто ничем не был занят, — скажи, когда Лис поймал Кролика Чучелом, он не убил его и не съел?
— Разве ж я не рассказывал тебе об этом, дружок? Ну да, я ведь сонный был, и в голове у меня всё спуталось, и мама как раз позвала тебя. О чём же мы тогда толковали? Помню, помню. Ты, никак, и глазки уже трёшь? Нет, плакать по Братцу Кролику погоди. Даром, что ли, он был такой шустрый? Ты послушай, что дальше будет.
Приклеился, значит, Братец Кролик к Чучелку, а Старый Лис ну кататься по земле, ну хохотать.
А потом говорит:
— Сдаётся мне, Братец Кролик, на этот раз я тебя поймал. Может, я и ошибаюсь, но кажется мне, что поймал. Ты всё тут скакал и потешался надо мной, но теперь конец твоим шуткам. И кто просил тебя лезть не в своё дело? И зачем сдалось тебе это Чучелко? И кто это прилепил тебя к нему? Никто, никто в целом свете! Никто не просил тебя, а просто ты сам взял и влепился в это Чучелко! И сам ты во всём виноват, Братец Кролик! Так и надо тебе, так и будешь сидеть, пока я не наберу хворосту и не зажгу его, потому что я, конечно, зажарю тебя сегодня, Братец Кролик.