Сказки летучего мыша
Шрифт:
Он коснулся пятиугольника и… И взвыл от боли в обожженных пальцах. Цепочка натянулась – сама собой – и врезалась в шею.
Алекс захрипел, свалился с кровати. Попытался разорвать удавку – на вид тоненькую и слабую. Тщетно. Пальцы никак не могли подцепить глубоко вдавившуюся в горло цепочку. Алекс катался по полу, движения становились всё слабее и слабее. Картинка, стоящая перед глазами, побагровела. В ушах что-то звенело – как туго натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть.
Но не лопнула… В самый последний момент – Алекс уже перестал двигаться – натяжение цепочки ослабело.
– Понял… – почти беззвучно шептал Алекс посиневшими губами. – Всё понял… Не надо больше…
Через четверть часа он вышел из квартиры – чтобы никогда сюда не вернуться. Вышел в старой своей одежде, напрочь позабыв про очки без диоптрий. В одном кармане лежал пистолет, в другом скальпель. Надины деньги и драгоценности остались нетронутыми… Прощальной записки Алекс не написал. Ни к чему.
– Странно вороны сдохли, – сказал Даня. – Все разом… Что за эпидемия такая?
Кравцов кивнул молча – изрядно устал. Выкопать могилу на несколько сотен птичьих трупиков – это вам не хомяка похоронить… Однако оставлять их разлагаться на солнышке хотелось еще меньше. Через день к сторожке без противогаза не подойти будет.
Птицы лежали в могиле мерзкой серой грудой. Но господин писатель не спешил забросать яму землей.
– Ничего не чувствуешь? – спросил он у мальчика.
– В каком смысле?
– В смысле запаха…
– Не-е-ет…
– Вот-вот… Больше полусуток на жаре – и совсем не пахнут. И ни одна муха к ним не подлетает. Они не просто сдохли странно. Они и сейчас более чем странные… Ладно, зарываем.
Несколько минут они молча работали – Кравцов сбрасывал землю лопатой, Даня ногами. Постепенно над засыпанной ямой образовался холмик – точь-в-точь как над человеческой могилой. Даже размеры примерно совпадали.
Несколько раз Кравцов ловил искоса брошенный взгляд мальчишки. Казалось, тот хочет что-то сказать – и не знает, как начать. Пришлось взять первую подачу на себя.
– Пошли ко мне, – сказал Кравцов, утоптав землю и прикрыв холмик аккуратно срезанными пластами дерна. – Кофе попьем – спал очень мало, глаза слипаются. Или ты чай предпочитаешь? И поговорим заодно.
Глаза и в самом деле слипались – и от недосыпа, и от долгого вглядывания в экран компьютера. Прочитав на рассвете свой (или таки чужой?) рассказ, повествующий о разрушении церкви и кровавом эксперименте оберштурмбанфюрера Кранке, господин писатель немедленно начал стучать по клавишам – и стучал почти все утро со скоростью заправской машинистки. Ползущего по экрану текста не видел, перед глазами стоял вечерний пейзаж долины Славянки – в котором отчего-то не хватало Поповой горы… Пейзаж, увиденный глазами человека в старинном мундире с широкими малиновыми обшлагами. История, разворачивающаяся в мозгу и на экране, не завершилась в том же месте, что и сегодняшний сон – на сей раз всадники доехали до цели своего путешествия.
И тут всё оборвалось – стоявшая перед мысленным взором картинка исчезла, словно киномеханик остановил проектор и заявил: «Усё, кина не будет…» Кравцов,
Тогда он вышел на улицу – прогуляться, размять ноги. Вдруг да вернется вдохновение (или неслышный голос рукокрылого сказочника?). Не вернулось. Зато при ярком свете Кравцов увидел, сколько мертвых ворон валяется вокруг дворца. Именно вокруг – внутри здания он не обнаружил не одной. Заодно не обнаружился и ход, ведущий в апартаменты Летучего Мыша. Никакого не было – даже засыпанного. Кравцов не удивился.
Последовавшие полтора часа он посвятил похоронным работам. А потом пришел Даня…
Когда они с мальчиком подошли к невысокому крылечку вагончика, Кравцова вновь посетило подзабытое ощущение – не повторявшееся с самого визита на Чертову Плешку: будто в затылок устремлен чужой, недобрый взгляд. Взгляд поверх прицела. Устремлен из графских развалин.
Чувство было резким, неожиданным, острым. Кравцов с трудом удержался, чтобы не броситься ничком на землю, предварительно отшвырнув Даню с линии огня.
Прицельные нити поползли влево – и перекрестье их сместилось с затылка Кравцова на коротко стриженую голову Дани.
– Может, всё-таки их того? Для гарантии? – спросил человек с винтовкой. Спросил, не отрываясь от оптического прицела.
– Нет!! – отрезал Женя Маркевич (пожалуй, резче, чем требовала ситуация). Потом чуть сбавил тон: – Приказ ясный: только если к писателю придет кто-то из тех троих.
Женя говорил уверенно, жестким командным тоном, – но никакой уверенности он не чувствовал. Впервые за годы службы в «Рапире» у Маркевича не было уверенности, что приказ необходимо выполнить. Чувство тягостного недоумения, впервые появившееся во время вчерашнего разговора с седоголовым, усиливалось и усиливалось.
Мужчина и мальчик вошли в вагончик. Дверь закрылась.
– Жаль… – вздохнул снайпер. – Сдается мне, что я пацана уже видел – и как раз с девкой из тех троих, из списка… Может, не сама пошла, а его прислала? Вокруг никого, положил бы я их обоих аккуратно на крылечке – и свалили бы мы отсюда без шума и пыли. Теперь поздно… Окошко у него на другую сторону.
Он вынул СВД из проема подвального окна, подогнул сошки, аккуратно положил оружие на подстеленную мешковину. И повторил:
– Жаль… Будем торчать хрен знает сколько в развалинах этих…
Маркевич ничего не ответил. Отошел в дальний конец небольшого подвального помещения, на скорую руку расчищенного от обломков. Сказал несколько коротких кодовых фраз в портативную рацию. Снайпер чутко прислушивался – но реакцию невидимого собеседника на доклад не расслышал.
На посту они были вдвоем, и еще четверо бойцов дежурили чуть в отдалении, в двух машинах – под неказистой внешностью детищ отечественного автомобилестроения скрывались мощные форсированные движки. Если бы объекту вздумалось куда-то прокатиться, оторваться от посменного наблюдения шансов у писательской «нивы» практически не было.