Сказки о животных и волшебные сказки
Шрифт:
— Я, — говорит, — буду женой тому, кто сумеет подоить моих волшебных кобылиц, потом вскипятить молоко и три раза в кипящее молоко нырнуть.
Не хочется царю в кипящее молоко нырять, знает он, что это верная смерть. Да уж больно девица хороша. Что делать? Думал, думал и вот что надумал. Пусть Дурак сперва нырнёт. Останется если живой, значит, и со мной, царём, ничего худого не случится. Так решил царь и велел позвать к себе Дурака. Выслушал его Дурак и говорит:
— Опять ты мне работу придумал, а красную рубашку и новые лапти всё ещё не купил. Больше не буду я тебя слушать.
Царь ему:
—
А Дурак в ответ:
— Да не надо уж мне ничего, без красной рубашки и новых лаптей обойдусь. Хоть я и Дурак, а живьём вариться в кипящем молоке не хочу, мне жить охота. Тебе надо, сам ныряй.
— Ах, ты ещё перечишь? — рассердился царь. — Сейчас велю тебя расстрелять!
Дурак заплакал:
— Ну ладно, тогда дозволь хоть с Белой Кобылицей попрощаться.
— Иди, прощайся, — сказал царь.
Пошёл Дурак к Белой Кобылице, слезами заливается, стал с ней прощаться.
— Прощай, меня царь хочет со свету сжить, на смерть посылает.
А Белая Кобылица его успокаивает:
— Когда я рядом с тобой, ты ничего не бойся. Я спасу тебя от смерти. А царь больше никогда не сможет тебе приказывать.
— Так что же мне делать? — спросил Дурак.
— Слушай меня и делай всё, как я велю, а об остальном не печалься. Ты войди к джинновым кобылицам, не бойся. Я на них глазами сверкну, они сразу смирными станут. Ты спокойно подоишь их. Молоко в котёл сольёшь, под котлом огонь разведёшь, а когда молоко закипит, попроси царя, скажи ему: «Дозволь, царь, Белую Кобылицу сюда привести, пусть на мою смерть посмотрит». Царь велит меня привести. Я встану недалеко от котла, где будет молоко кипеть, дуну в него три раза, а ты в это время ныряй и ничего не бойся.
— Хорошо, — говорит Дурак. — Я всё так и сделаю.
Утром взял Дурак вёдра и пошёл доить кобылиц. Белая лошадь глаза выпучила, засверкала белками, лошади от испуга даже шелохнуться не могли. Дурак спокойно подоил их. Слил в котёл сорок вёдер молока, развёл огонь под котлом. А когда молоко закипело, Дурак попросил царя:
— Дозволь, царь–государь, Белую Кобылицу сюда привести, пусть она на мою смерть посмотрит.
Царь ему говорит:
— Приводи.
Дурак привёл Белую Кобылицу, обнял её, погладил, стал прощаться. А народу собралось видимо–невидимо, всем хочется посмотреть, как Дурак в кипящее молоко прыгать будет.
Попрощался Дурак с Белой Кобылицей, подошёл к котлу. Кобылица дунула в котёл, Дурак и прыгнул. Ахнули люди — жалко Дурака. А он, как ни в чём не бывало, вынырнул. Снова Белая Кобылица дунула в котёл, и опять Дурак нырнул в молоко. Так было и в третий раз. Живой и невредимый вынырнул Дурак из кипящего молока. Да красивый и стройный, каким никогда не бывал, встал перед царём. Девушка залюбовалась джигитом, глаз оторвать от него не может. Говорит она царю:
— Вот кто будет моим мужем.
Царь ей:
— Не отдам я тебя Дураку. Я сейчас сам нырну и такой же буду.
Сказал так и прыгнул в кипящий котёл. Только где уж ему вынырнуть! Сварился царь и умер.
А дочь падишаха джиннов вышла замуж за доброго джигита, ставшего затем царём. Сказывают, он был царём очень справедливым, искоренил всякое угнетение и жил очень долго.
71. ТРИНАДЦАТЬ
У
— Мы здесь мучаемся среди мух, комаров, а он жир нагуливает, — возмущаются они. — Пойдёмте, заставим Тринадцать выполнять то, что ему не под силу.
Приходят они к падишаху и говорят:
— Наш Тринадцать хвастается, что может привести жеребца дива, пошли его за ним.
Падишах вызывает к себе Тринадцать и говорит:
— Ты, как я слыхал, — батыр. Приведи ко мне жеребца дива. Иначе прикажу тебя повесить или на куски разрубить.
Тринадцать с плачем уходит. Идёт он, и встречается ему некая бабушка. Бабушка спрашивает у него:
— Сынок, отчего плачешь чак горько?
— Эх, эби, как мне не плакать, велел мне падишах у дива жеребца выкрасть и сюда привести. Если, говорит, не выполнишь, то прикажу тебя повесить или на куски разрубить. Как же я раздобуду этого жеребца?
— Не плачь, сынок, не плачь, — говорит бабушка. — Вот тебе зеркальце, вот тебе гребешок. Пойдёшь, войдёшь к диву. Увидев тебя, жеребец заржёт. Ты в это время спрячься в сено. Войдёт див. А когда он уйдёт к себе, поймаешь жеребца.
Услышав эти слова, Тринадцать обрадовался и продолжил свой путь.
Заходит он к жеребцу дива. Жеребец как начал ржать. Наш Тринадцать прыг в сено. Появляется див, смотрит: никого нет. Уходит. Тринадцать вылезает из–под сена и собирается поймать жеребца. Тот снова начинает ржать, снова приходит див. Смотрит: опять никого нет. Ну, див страшно разозлился и заорал на жеребца:
— Почто так ржёшь, никого же нет! Ты, оказывается, шутник! Тогда можешь ржать, сколько душе угодно, больше не выйду.
А Тринадцать только этого и хотел. Поймал он жеребца, сел на него верхом и поскакал. Див почуял неладное. Садится на самого быстроногого скакуна и в погоню бросается. Вот–вот настигнет див джигита. Но джигит бросает гребешок позади себя. Гребешок тут же превратился в огромный дремучий лес. Пока див продирался сквозь этот лес, Тринадцать успевает уже далеко ускакать. Во второй раз настигает его див, тогда джигит бросает на дорогу зеркальце. Зеркальце превращается в широкую реку. Див как ни старался, не смог переплыть реку, только пальцем погрозил вслед всаднику.
И вот приводит Тринадцать жеребца к падишаху, успокаивается, думает, теперь оставят его в покое.
Жил он так беззаботно, да только братьям опять в голову мысль пришла. Снова приходят к падишаху, наговаривают:
— Тринадцать хвастал принести одеяло дива.
Падишах говорит Тринадцати:
— Ты, я слыхал, обещался принести одеяло дива. Не тяни долго, достань и принеси его мне.
Снова уходит Тринадцать, плача. На пути ему снова встречается та бабушка.
— Что плачешь, хынок? — спрашивает.