Сказки про настоящих принцесс

Мачеха была не то, чтобы злая, но какая-то… Не родная, что ли. Оля не помнила свою мать – та умерла, когда Оля была еще очень маленькой, едва годик исполнился. А мачеха появилась, когда девочке было шесть. Так что, в принципе, прошло уже достаточно времени, чтобы привыкнуть. Но все как-то не складывалось.

Олин папа, король маленького государства, потерянного в горах, познакомился со своей будущей новой женой на ежегодном балу, который сам и устроил. Каждый год в середине весны, а точную дату середины весны указывал придворный астролог, король Игнат XI устраивал бал, на который приглашал буквально всех, кто хотел прийти. Он так и просил глашатая – скажи, мол, глашатай, чтобы на бал приходили

все, кто только захочет, и пусть не ерепенятся. Причем, пусть приходят без подарков – подарков не надо. Только, просил король, чтобы ноги вытирали. Вот именно после такого бала, Оле как раз исполнилось шесть лет, папа позвал ее к себе в кабинет. Игнат XI сел в большое кресло, которое было принято называть троном – наверное, за массивные резные подлокотники, хотя, по сути, кресло как кресло, ничего особенного. Оля стояла перед отцом в кружевном платьице голубого цвета и думала о том, что вот сейчас папа что-то скажет, что-то важное. Папа всегда садился в это кресло и вызывал ее к себе, когда хотел поделиться чем-то важным. Вот и сейчас папа Игнат XI пристально смотрел на дочь, а дочь стояла перед ним, одной рукой поглаживая себя за ухом, а во второй сжимая за лапу любимого мишку – игрушку, которую помнила почти с рождения.

Король Игнат XI посмотрел на дочь и вздохнул. Ну, сказал король, вот такие дела. Оля понимающе кивнула и прижала мишку к груди. Я, снова начала король, но замолчал – замялся. Оля внимательно смотрела на папу и пыталась понять, что же такое он хочет ей сказать, что же такое важное, раз не может решиться. Она даже перестала поглаживать ухо, зато обняла замусоленного за прошедшие годы мишку и второй рукой. Я, сказал папа король и вздохнул, тут познакомился с одной женщиной, вчера. Оля молчала. Только ты не волнуйся, сказал папа Игнат, пожалуйста. Я не волнуюсь, сказала Оля и даже попыталась улыбнуться, но она почему-то вдруг так разволновалась, что улыбка у нее получилась какая-то напряженная. Но папа король не заметил, он был весь погружен в свои мысли. И, в общем, через какое-то время продолжил папа Игнат, она, наверное, будет жить с нами. Я все-таки король, еще сказал папа король, и наконец-то, отвлекшись от своих мыслей, внимательно взглянул на дочь. Оля кивнула и, сделав реверанс, медленно пошла к дверям. Я все-таки король, услышала она извиняющийся голос своего папы, мне положено. Да, папа, сказала она, не оборачиваясь, конечно, папа. Мишка в ее опущенной руке жалобно волочился по полу.

Оля быстро подружилась со своей новой мамой, она все-таки была папина дочь, то есть – принцесса, а новая мама оказалась красивой и доброй. Новая Олина мама с пониманием отнеслась к некоторому отчуждению, с которым Оля с ней общалась. Новая Олина мама старалась не перечить мелким прихотям своей благоприобретенной дочери, привыкшей к отцовской заботе. Она и сама окружила Олю заботой и обожанием, и, через год или два, Оля даже начала называть ее мамой. Так попросил папа Игнат, и Оля не стала возражать. В конце концов, новая Олина мама оказалась красивой и доброй, у нее были длинные вьющиеся черные волосы, мягкие черты лица и приятный голос. И она пела красивые колыбельные песни. Но что-то мешало Оле считать ее своей мамой. Даже несмотря на то, что они подружились – вместе ходили на ярмарку, вместе гуляли в парке и кормили лебедей подсохшей булкой. Папа Игнат был доволен, и Олю это радовало. Ей и самой, в общем-то, было не на что жаловаться. И с каждым годом она все ясней понимала, что ей, скорее всего, даже повезло, потому что совсем без мамы жилось бы куда сложнее. Но все равно что-то мешало, и про себя Оля называла свою новую маму мачехой, смутно понимая, что в самом этом слове есть противопоставление родная – не родная. Олина новая мама была добрым, хорошим, но не родным человеком, и Оля к этому привыкла. И даже стала считать, что по-другому не бывает. Ну, то есть, бывает, конечно, но редко. И не в ее жизни.

И, в общем, когда Оле исполнилось 19 лет, она поняла, что пора начинать самостоятельную жизнь. Ну, хотя бы попробовать. Так что однажды, после очередного весеннего бала, она попросила папу занять свое коронное место в кресле, которое даже немногочисленные слуги называли троном. И, когда постаревший король Игнат взгромоздился на этот трон, встала перед ним и заглянула ему в глаза. Я, сказала Оля, уже взрослая. Мне кажется, что пора как-то начинать жить – пойти учиться, снять квартиру, в конце концов. А лучше дом – снять дома на опушке самого красивого в королевстве леса. Я уже и дом этот присмотрела, продолжила Оля, потому что папа Игнат молчал, то ли внимательно слушая, то ли, как ему было свойственно, погрузившись в собственные мысли. Я буду приезжать к тебе в гости, например, раз в два месяца, сказала Оля, ну, или писать постоянно, если приехать не получится. Я же, все-таки, принцесса. Король, наконец-то отвлекшись от своих мыслей, вздохнул и посмотрел на Олю. Вот, подумал король, и выросла моя дочь. Да, папа, сказала Оля, словно прочитав его мысли, я выросла. И, сказала еще Оля, к тому же, я принцесса. И король кивнул в ответ, потому что сказать ему было нечего.

Сразу же

после разговора с папой, пока король со своей женой шушукались у себя в спальне, Оля начала собирать вещи. В большой сундук, который остался ей от ее мамы, а ей – от ее мамы, а ей – от тети, которая жила в другом королевстве по ту сторону гор и иногда дарила бесполезные, но очень красивые подарки, Оля сложила свои платья. Сундук был таким большим, что платья улеглись в него, едва заполнив на одну треть. Сверху, на платья, Оля положила своего старого медведя – единственную игрушку, которую берегла с детства. Медведь, от старости и частых стирок ставший блеклым и даже каким-то расплывчатым, словно в тумане, грустно смотрел на Олю со дна сундука, устроившись на мягких платьях. Ничего, сказала Оля медведю, как только мы доедем, я сразу выну тебя и положу в кровать. А пока, сказала Оля, полежи здесь, тебе будет мягко, удобно и тепло. Медведь ничего не ответил.

Сверху Оля начала укладывать всевозможные мелочи, которые могли пригодиться ей в ее новой, самостоятельной жизни. Например, шкатулку с украшениями – всевозможные бусики, смешные серебряные колечки и несколько заколок. Туда же она положила коробочку с нитками и иголками, потому что платья иногда рвались, а каждый раз покупать новое не хотелось, да и где купить новое платье, если дом, в котором Оля собиралась жить, располагался на опушке леса, с самого края маленькой тихой деревеньки. Именно из таких маленьких тихих деревенек и состояло затерянное в горах государство короля Игната XI, никогда ни с кем не воевавшее, а, наоборот, дружившее с окрестными королевствами, такими же небольшими и мирными. В маленьких деревеньках королевства жили тихие мирные люди, продававшие в столице хлеб и овощи с фруктами, и еще цветы, растущие на склонах гор. Считалось, что эти цветы обладают магическими свойствами, только никто не знал, какими именно. Единственное, что отличало эти цветы от всех прочих, так это их устойчивость к внешним факторам – они могли стоять в вазе по три, а иногда – и четыре недели, и ничего с ними не случалось.

Когда сундук был собран, Оля снова пошла к папе. Папа, сказала Оля, я собрала сундук и завтра собираюсь двигаться в путь. Дай Бог, сказал король Игнат XI, а королева, Олина мачеха, только кивнула промокнула платочком увлажнившиеся глаза, потому что она, хоть и не была Оле родной матерью, очень любила и свою благоприобретенную дочь, и ее отца – своего мужа короля Игната XI. А Оля, немного постояв в комнате короля, пожала плечами, потому что не знала, что еще нужно сказать, а потом медленно пошла к дверям. Я очень люблю папу, подумала про себя Оля, и мачеху тоже очень люблю. Но вслух ничего не сказала.

На следующее утро, когда солнце еще только появилось из-за гор, два слуги, приподняв сундук за ручки по бокам, вынесли его во двор, где уже стояла скромная карета, запряженная двумя лошадьми. Они укрепили сундук на крыше кареты, а в саму карету, на сиденье, накидали подушек и поставили коробочку с бутербродами и яблоками, потому что путь Оле предстоял не близкий. А на стенке кареты, справа от сиденья, внутри слуги приделали большой кувшин с компотом, потому что в пути вполне может захотеться пить.

Потом во двор вышла Оля, в дорожном платье и высоких мягких сапогах без каблуков. Оля специально выбрала самую удобную, легкую и простую одежду, что путешествие тоже было легким и удобным. А следом, держась за руки, во двор вышли король Игнат и его жена – Олина мачеха. Они спустились с невысокого крыльца и остановились, не зная, что сказать. Оля открыла дверцу кареты и положила внутрь маленькую сумочку, которую всегда носила с собой. А потом повернулась и сказала, что пора прощаться. Пора, сказала Оля, и, подойдя к королю, обняла его. Папа Игнат XI ничего не сказал, только тоже обнял дочь и изо всех сил прижал ее к себе. Подбородок его предательски задрожал, но Игнат напряг всю свою королевскую волю, чтобы не засопеть, потому что негоже королю хоть и маленького, но самостоятельного и процветающего государства показывать свои переживания на людях. Тем более, его дочь Оля, хоть и уезжает, но недалеко – всего-то чуть больше одного дня пути. После отца Оля обняла мачеху. И мачеха, не сдерживая слез, тоже обняла Олю и прижала ее к себе, а потом, выпустив ее из своих объятий, уронила голову на плече мужа и расплакалась уже по-настоящему. Ну не надо, сказала Оля, не раздраженно, а так, с просящей интонацией. А потом еще сказала, что поехала, и что будет приезжать и писать один или два раза в неделю. А если будут происходить какие-нибудь важные или очень интересные события, то, пожалуй, и чаще. Потом Оля еще раз взглянула на короля и его жену и сказала, что любит их. Я люблю вас, сказала Оля и, сев в карету, закрыла за собой дверь. Теперь он смотрела на короля Игната и мачеху из-за стекла. А возница, удобно устроившись на своем месте, надвинул на глаза шапку и выкрикнул слово, которое всегда кричат возницы этого королевства, когда пора трогать. Через мгновение карета выехала со двора и затряслась по мощеным улицам города. А еще через некоторое время она выехала из города на ровную сельскую дорогу и начала плавно покачиваться из стороны в сторону на покатых ухабах. И Оля, уставшая от волнения, внезапно почувствовала, что возбуждение последних дней куда-то уходит, уходит куда-то в глубину, далеко, оставляя лишь неясное чувство тревоги вперемешку с восторгом от предстоящей самостоятельной и такой другой жизни. И ее сморил сон.