Сказки с потолка. Миф – линза, фокусирующая реальность в точке максимального смысла
Шрифт:
Сидит, горюет. А перед ней на ветке березы тутовый шелкопряд в кокон заворачивается. Забеспокоилась Жаба: что это он обматывает себя – глядишь, ненароком, удавится.
– Эй, – кричит ему Жаба, – что это ты себя так давишь?
– Уж лучше себя, чем других, – ответил шелкопряд.
– Да ведь так, ненароком, совсем удавишься!
– Да нет, подожди двадцать шесть дней, увидишь, что будет, – сказал и сгинул в своем гробике.
«Ого, – подумала Жаба, – вот что бывает с теми, кто слишком на себя давит». Но почему-то решила подождать двадцать шесть дней.
И вот как-то на рассвете гробик стал разламываться, а из него – бабочка выпорхнула.
– Привет, Жаба, а вот и я.
– Кто ты? – раскрыла Жаба рот от удивления, чуть не проглотив новую тварь.
– Я бабочка.
– Я тоже так хочу, – пробормотала Жаба.
– Это можно, только надо сначала немного себя подавить – подавить в себе жабость, то есть жадность и всякое такое остальное, что тебя тяготит. Чтобы летать, нужно быть легкой – как бабочка. Ну ладно, что-то я с тобой заболталась. Мне пора на конференцию.
– Куда?
– Как куда, на конференцию, – и она растворилась где-то в голубой выси.
«Я тоже хочу быть бабочкой, – подумала Жаба, – или хотя бы жабочкой, на самый крайний случай.
И стала она себя давить. Сначала как-то неказисто получалось – ну да лиха беда начало. А потом стало лучше: она даже отдала комарам свою болотную нору – у тех детки родились, двести миллиардов штук.
«Куда им бедным деваться, – думала Жаба, – а я и так перебьюсь».
Долго ли коротко ли, а сдулась наша Жаба, царский вид потеряла, даже осунулась. Звери над ней потешались, но втайне уважали. А Жаба продолжала себя придавливать, да прижимать. И вот однажды утром лежит она без сил на берегу, вся жалкая и скукоженная. А мимо ейный сынок скачет:
– Эх ты, мама, совсем гордость потеряла. Ну на кого ты стала похожа, смотреть не на что, разве что в гроб положить.
– Ой, кто это? – от неожиданности сынок сиганул в самую трясину. К болотцу подошла красная девица, а на плече у нее сидела бабочка.
– Смотри-ка, – сказала красная девица, – какая красивая жаба.
– Да это не жаба, это Жабочка, – поправила ее бабочка.
– Нет, это не просто Жабочка, это Красная Жабочка, – сказала красная девица.
– Ну что, возьмем ее с собой на конференцию? – спросила красная девица.
«Да, да, возьмите меня с собой!!!» – хотела было закричать Жабочка, но почему-то не смогла, в горле что-то передавило. Но в этот миг что-то оторвало ее с земли, и она, сама не понимая как, очутилась у красной девицы на плече.
– Как это я здесь очутилась? – недоумённо пробормотала Жабочка.
– Ну я ж тебе говорила: ты оставила все, что тяготит, и стала лёгкой как перышко, – объяснила бабочка. – Теперь можно и на конференцию.
– Ураа!!!
И они все трое растворились где-то в голубой выси.
Брокколи-Мокколи
Жила-была на свете Брокколи-Мокколи, и дом её был в огороде рядом с красивым тихим озером. В озере жило много лягушек, и вот однажды одна из них прискакала в огород, где жила Брокколи-Мокколи и, увидев её, проквакала:
– Ты кто?
– Я – Брокколи-Мокколи.
– А что ты делаешь?
– Не знаю, вишу здесь на кочане.
– Но ведь ты уже созрела.
– Мало ли. Хочу вишу, а захочу – гулять пойду.
– Нет, – сказала лягушка, – если ты Брокколи-Мокколи, то ты – еда, и твоё дело – быть съеденной.
– Это я-то еда? – возмущенно воскликнула Брокколи-Мокколи – вот ещё! Не хочу я, чтоб меня ели. Я хочу гулять.
– Ничего ты не понимаешь, – попыталась образумить её лягушка, – вот я – лягушка, значит мне положено прыгать и квакать. А ты – брокколи, значит тебя положено порезать в салат.
– Я щас тебя в салат порежу, французский ты деликатес, – с угрозой проговорила Брокколи-Мокколи.
И лягушка, испугавшись, перепрыгнула через ограду и была такова.
«Захочу, гулять пойду», – подумала Брокколи-Мокколи и пошла.
Дергалась-дергалась она, но так и не смогла оторваться от кочана.
«Ну и ладно, – решила она, – не очень-то и хотелось. Подумаешь гулять, я может летать научусь». Стала она раскачивать свой кочан из стороны в сторону и кричать: «Я лечу!!! Я лечу!!!»
– Ха-ха-ха, – ехидно каркнула пролетавшая мимо ворона, – кто же так летает? Видно не умеешь ты летать, голова твоя садовая.
Закручинилась Брокколи-Мокколи. «Что же это такое, – думает, – лягушки нужны, чтобы квакать и прыгать, вороны – чтобы летать, а я? Неужто я для того родилась, чтобы оказаться у этой противной девчонки в желудке? Фуу, – брезгливо поморщилась она. Как несправедливо».
Через несколько дней она заметила, что она начинает портиться. Солнце светило нещадно, и с каждым днем Брокколи-Мокколи желтела всё больше и больше. «Что же делать? – забеспокоилась она. Неужели вот так пропаду ни за что ни про что? Нет уж, ещё пару дней и меня просто выбросят свиньям».
Тут она увидела хозяйку, идущую по огороду и срывающую созревшие соцветия брокколи для обеденного стола.
«Эх, чему быть, того не миновать», – подумала Брокколи-Мокколи и выставила напоказ свою ещё не совсем жёлтую сторону.
Хозяйка пригляделась к ней внимательно, сорвала и положила в миску. На удивление её понесли не на обеденный стол, а куда-то на улицу. Потом она услышала, как хозяйка постучала в дверь какого-то дома, и чей-то тихий голос ответил: