Сказки старого дома .Трилогия
Шрифт:
Любящая тебя Сюзанна де Пуатье
24 сентября 1632 года от Рождества Христова"
– Отлично, лучше, чем мы могли бы ожидать, — и я передал письмо Аманде. — Луиза, вы просто мастер интриги!
– Но я всё равно припомню ей эту гениальную идею, — с наигранной мстительностью пробурчала Катрин. — Хотя и было весело.
– Катрин, нужно будет организовать наблюдение за опустевшим домом Сюзанны. Нам нужно будет точно убедиться, что кардинал туда приходил и когда.
– Хорошо. Сделаю.
– Луиза, как прошел твой визит к королеве? — поинтересовалась Аманда.
– Она в ярости. Едва удалось
– Ты не заметила еще каких-нибудь попыток преследовать тебя.
– Нет, может, кардинал подумал, что уже достаточно напугал меня?
Луиза и Катрин отправились почивать в свои апартаменты. Гийом, наверное, с Арманом и Пьером осваивают в Париже заколоченный дом и заброшенный сад. Или, может быть, готовит наше пришествие на улицу Капуцинок? Я сказал Анне Петровне, что до среды мне здесь делать вроде бы и нечего. Схожу домой, устрою кое-какие свои дела. Пусть как-то объяснит мое отсутствие другим. Получил уверения, что всё будет в порядке, и отправился переодеваться.
Дом, Дом, где ты, Дом!
Утро воскресенья. Без мамы и бабушки дома как-то сиротливо. Залежей грязной посуды я не оставляю. В холодильнике есть что перекусить. Всё равно словно не хватает какого-то привычного, живого тепла. Со временем это, конечно, пройдет, но пока еще я не очень комфортно чувствую себя, заходя в мамины комнаты.
Выхожу на улицу. Ахмеда нет. Во дворе тоже. На стук в дверь не отвечает. Воскресенье же. Поскольку мы сильно упростили перемещение, то он теперь, наверное, проводит выходные в своем Багдаде. Последовать за ним? Дурацкий вопрос! А зачем бы я тогда сорвался из Парижа? Очень хочется хоть денек полюбоваться Зубейдой. Куда там до нее каким-то пошлым райским гуриям! Поскольку я в отпуске и свободен от Парижа до среды, то не возьму греха на душу и не откажусь от Багдада. Хорошо еще, что, уходя в прошлый раз от Ахмеда, я прихватил с собой и свои восточные манатки. Быстренько возвращаюсь домой и переодеваюсь.
Стоп! Что-то я забыл. Пересчитываю наличность из последней зарплаты и отпускных, переодеваюсь обратно и выхожу на улицу. Комиссионка. Биноклей всяких туча, но больших морских всего два. Слегка потрепанные в бурях и странствиях, но исправные и недорого. Один из них без футляра. Беру с футляром, и ремешок у него, кажется, крепче. Беру и компас. Не судовой, конечно, но довольно большой в латунном корпусе и с точной разметкой градусов. На судовой, антимагнитный моих денег не хватило бы, а Синдбаду всё равно. У него корабль деревянный. Интересно, отплыл он уже в Китай или я его еще застану? Не застану, так получит подарки в следующий раз.
Возвращаюсь домой и снова напяливаю шальвары. Кроссовки, подарки в торбу и на плечо. Закрываю глаза. Багдад, мечеть, колонна…
Выхожу
– Здравствуй, Мустафа.
– Здравствуйте, Сержи-сахеб.
– Ахмеда-ага не видел?
– Заходил недавно. Пошел к ковровой лавке.
Странно. Напротив торговой резиденции Ахмеда сидят и стоят несколько мужчин. Оживленно переговариваются между собой, не спуская глаз с дверей лавки. Из двери выглядывает один из помощников Али-Бабы, показывает группе три пальца и скрывается. Некоторые из мужчин разочарованно эхают, а другие довольно смеются. Звон монет, переходящих из рук в руки. Подхожу.
– Салям алейкум, почтенные. Что это такое интересное у вас происходит? Не секрет?
– Салям, — отвечает один из них. — Не секрет. Только посторонись немножко, чтобы не мешать нам видеть. Мы тут спорим на Зубейду.
– Как-как?
– Не местный, значит, не знаешь. В лавке работает девушка по имени Зубейда. Красоты необыкновенной. Обслуживает женщин. Мы спорим, сколько полных динаров Зубейда уговорит оставить в лавке какую-нибудь покупательницу. Вон идет еще одна, — и уже оборачиваясь к другим спорщикам. — Спорю про динар. Покрывало потрепанное.
– Спорю про два динара, — подал голос другой спорщик. — Под покрывалом недешевое платье.
Начался галдеж мнений.
– Мы смотрим, как одета входящая покупательница. Это может показывать, насколько толстый у нее кошелек. Когда она уходит, нам дают знать, сколько денег она оставила в лавке. Не хочешь попытать счастья, незнакомец?
– Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз. Желаю вам удачи!
Нет, это же надо! Если и дальше так пойдет, то у лавки Ахмеда возникнет тотализатор, как на скачках, и появятся букмекеры. Захожу в лавку. Зубейда только что покончила с очередной жертвой, которая с улыбкой отсчитывает монеты Али-Бабе и, похоже, жертвой себя вовсе не считает.
За прошедшие три недели Зубейда словно чуть-чуть повзрослела и даже еще больше похорошела. В глазах вместо обычной покорности, послушания появилось достоинство знающего себе цену человека. Ой, только что достоинство в глазах было и вдруг куда-то мгновенно испарилось. Зубейда несется стремительно, как стрела, и повисает у меня на шее.
– Сержи-сахеб, Сержи-сахеб…
Я глажу ее роскошные волосы, целую в лобик, носик, губки.
– Людей бы постыдились, — раздается голос Ахмеда с порога внутренних помещений. — Как я понимаю, торговля тканями на сегодня закончилась прямо с утра. Ты надолго, Серж?
– На два дня.
– Али-Баба, напиши на окне, что Зубейды не будет два дня.
Али-Баба добывает откуда-то большой кусок бумаги, что-то старательно пишет на нем и выставляет в окне. Базарные спорщики внимательно читают, переговариваются и с досадой расходятся.
– Домой пойдете или как? — спрашивает Ахмед.
– Домой.
– Хорошо хоть только на два дня. Чувствую, что от твоих наездов будут нашей торговле сплошные убытки.
Все дружно смеются. Зубейда берет накидку, прикрывает лицо, и мы с ней выходим из лавки. На улице Ткачей всё как обычно. Стучим в дверь. Вылетает чертенок и мигом вскарабкивается на меня.